Сергей Барк - Второй урок. Сидерис [СИ]

После того как имрахец заглянул в бытблок и сообщил ошарашенному дежурному, чтобы его не ждали, он, не теряя ни секунды, кинулся к заветной лаборатории.

В ожидании фризийца принц снова потянулся к инструкциям и другой документации, надеясь выяснить о приборе больше, но то, что он узнал в первый визит было практически всем, что представляло важность в данный момент. Никаких координат, схем, указаний по смене пункта назначения или программирования телепорта он не отыскал.

Перерыв кучу бесполезных бумажек, Азул с раздражением отбросил выкладки отдела, понимая, что все, что ему удалось разузнать, сводилось по сути к размытому описанию и куче вопросов, на которые не существовало ответов.

У него мелко тряслись руки, и чтобы унять предательскую дрожь он по привычке нащупал маленький кружок, висевший на шее. Он обзавёлся этой дурацкой привычкой в минуты страха и сомнений, слушая взрослых, что твердили ему о вере и Боге. Становясь старше, он все больше сомневался во всемогущем господе, что допускал так много несправедливости по отношению к своим созданьям. Азул не мог взять в толк, почему создатель наградил своих чад отвратительными пороками и низостями, в которые они погружались с головой из поколения в поколение.

Сначала Бог допустил страшную трагедию, позволив людям уничтожить Землю, чтобы научить истине, чтобы открыть им глаза, как утверждали святые отцы Циркулярной церкви. Затем, переселив людей в новые миры, им подарили бесценный шанс начать жизнь заново. И что же видел Азул? А то, что история повторялась виток за витком, как это происходило тысячи лет до него. Принадлежа к верхушке социального слоя, он мог наблюдать все подлости и низости с самого удобного ракурса, не заблуждаясь насчет льстецов и лжецов.

Слишком доходчиво объяснил отец, кто такие люди. Так стоило ли Господу дарить им новые шансы?

Часто размышляя об этом, Азул все больше приходил к выводу, что это напрасный труд, который никогда не оценят и не поймут. Лучше бы Бог прихлопнул этих тараканов ещё в самом начале, оставив мир в покое, не дав растерзать свое творение.

Азул не находил в своей жизни ничего привлекательного, осознавая тот факт, что мир прогнил и ничего нельзя изменить, как бы церковь не отмаливала смертные грехи человечества.

Принц знал заранее, что обречен занять место отца, а, возможно, и Императора, и до конца нести бремя долга, зная наперед, что все его усилия тщетны и бесполезны. Он не верил в спасение и воскрешение, он не представлял очищение души и возрождение добродетели. Как можно было оставаться непорочным среди тысяч миллионов тех, кто скалил зубы и стремился оторвать кусочек для собственной выгоды?

Спасение мира было невыполнимой миссией, и каждый новый правитель просто выполнял положенное, живя в роскоши и разглагольствуя о светлом будущем. А когда заканчивалась очередная эпоха, становилось очевидно, что, несмотря на технический прогресс и рост материальных благ, ничего по сути не изменилось.

Придя к таким выводам, Азул смирился и ожесточил свое сердце настолько, чтобы уже ничего не могло потревожить его на выбранном пути. Он принял свое предназначение и спокойно шел к цели, зная заранее, что это просто обязанность, лишенная всякого смысла.

Став кандидатом на императорский трон, он также безропотно принял новую ответственность и был готов с честью взвалить на свои плечи ещё один долг, понимая, что кто-то должен это сделать, кто-то достойный, кто-то осознающий все жизненные нити в бесконечном потоке вселенной. Азул ни секунды не сомневался, что сможет выполнить предначертанное, потому что смирение и послушание уничтожили порывы и надежды юного сердца слишком рано, раскрыв суть людских сердец.

Но сейчас, топчась по никому неизвестной планете Азул чувствовал, что хоть и презирает ведомый ему мир всей душой, он отчаянно жаждет туда вернуться. То хорошее, что он знал и видел, магнитом тянуло обратно. Там была мама, и дом, где он научился играть на пианино; и пусть счастливых моментов было немного, но это все, что когда-либо было важным для потерявшегося имрахца.

И он хотел домой. Дико. Отчаянно. Домой.

Азул снова вернулся мыслями к фризийцу, казавшемуся ему досадным отклонением, дефектом происходящего в его жизни, мелким недочетом, что мог привести к краху устоявшихся мировоззрений молодого принца, а возможно, и к краху всей Империи.

Разве мог Император так ошибиться, избрав в преемники мелкую букашку, не ведавшую и не понимавшую, что значит управлять другими?

Невозможность объяснить этот поступок терзала Азула, день за днем все больше настраивая его против Кира, и когда тот раз за разом доказывал, что способен существовать в Прайме наравне со всеми, Азул бесился от удушливого возмущения, выворачивающего душу наизнанку.

Прошло больше времени чем следовало, и Азул сделал решительный шаг в комнату, готовясь отправиться в обратное путешествие один. Если фризиец не пришел, это его дело, он волен поступать как знает, Азул не собирался ждать более.

Подойдя к воротам перемещения, он нажал простую комбинацию, активируя устройство и готовясь покинуть проклятый Сидерис.

Азул не смог сделать шаг. Он просто не мог его сделать! Его ноги словно приросли к полу.

Он должен был покинуть эту планету немедленно! Вернуться домой и нести ответственность перед всеми! Перед родными, перед народом Имраха, перед Империей!

Сердце бешено колотилось в груди, не давая дышать и четко видеть. И впервые он так ярко, так резко ощутил, что несмотря на то, что его руки скованы цепью долга, что тянется внутрь, в глубины темного портала, призывая вернуться домой — на нем есть ещё одна цепь.

Та, что опоясывает грудь, не давая раскрыть легкие и сделать вдох, нужный для движения вперед. Прочная цепь, заплетенная раздражением, непониманием, недоумением и растерянностью. Запаянная ненавистью и привычкой к тёмному чувству, скрепленная моментами, навсегда вписанными памятью в саму сущность Азула. Эта чертова красная ленточка…

Он дважды был обязан жизнью этому несчастному оборвышу! И зачем только он его спас? Зачем?! Ведь он же видел, как тот упивается презрением, глядя свысока и ухмыляясь. З-А-Ч-Е-М?!

Азул не мог понять, не знал как объяснить самому себе, отчего он не может шагнуть вперед, но чувствовал, что сделав шаг к порталу, он переместится назад, а чтобы идти дальше, идти вперед — жить! — ему нужно вернуться.

Несясь по коридорам, он рукавом стирал раз за разом постыдную влагу с лица, а слезы все не прекращались. Имрахец скрипел зубами от злости, что ненависть, рожденная пустой досадой и непониманием, словно туман рассеивалась вокруг с каждым новым шагом, с каждым вдохом, рвущим легкие от сумасшедшего бега.