Виктор Гончаров - Долина смерти. Век гигантов

Не больше пяти верст осталось за многострадальным Иовом, когда его, отнюдь не библейское, мужество предательски бежало. В довершение всего, подул известный в Закавказье и, в особенности, в западной его части, свирепый норд-ост; когда он дует три-четыре дня подряд, все болота и речки пересыхают, зелень вянет и сохнет, живность прячется… Норд-ост высушил пот на лице и теле дьякона в несколько секунд, но этим лишь увеличил его страдания…

— Я прожарился насквозь… я умру здесь… — прохрипел «многострадальный Иов», еще часа два промотавшись на обессиленных ногах и чувствуя, как язык его понемногу превратился в сухой и корявый пенечек. Он остановился, блуждающим и воспаленным взором выискивая, где бы укрыться. Несколько вправо от его пути, среди чахлых кустиков «чертова дерева», высилась скала. К ней он и направился, собрав остатки сил.

Но, увы, скала не давала тени. Солнце стояло почти в зените: теней не было…

— Я умру здесь, — повторил дьякон и, приготовившись к смерти, с помутившимся сознанием опустился на раскаленные камни. Застучали в висках острые молоточки, гвоздя воспаленный мозг; сердце в предсмертной агонии заплясало тарантеллу…

— Ав-у-у… ав-у-у-у…

Дьякон разодрал потрескавшиеся веки и мутными зрачками уставился перед собой — полукрутом против него сидели понурые шакалы, тоскливо скуля…

— Коврики хотят меня съесть… — выползла мысль и застряла меж ссохшихся мозговых извилин. Он сделал попытку встать и упал на локти и подбородок, перевернувшись на оси. Полукруг незаметно уплотнился, так как лица исцарапанного человека видно не было… Когда он сделал вторую и столь же безнадежную попытку встать, его лицо очутилось в непосредственной близости к отвесом уходящей вверх скале. И тут в дьяконском организме протекла бурная реакция: из скалы точилась вода, — проще: мокрое пятно выделялось на сухой скале… Пятно говорило о воде и о возможностях к жизни…

Запасные, остаточные силы организма позволили дьякону встать на колени и шершавым языком облизать мокрое пятно. Его силы от этого заметно не увеличились, но заработал мозг: «надо, чтобы потекла вода»… так приблизительно оформилась мозговая продукция.

Дьякон поймал в рукаве свинцовую головку, и в этот миг один из шакалов робко куснул его за ногу.

— Сейчас, сейчас… — отвечал дьякон, не оборачиваясь, так как думал, что шакалы после сытного обеда, естественно, просят пить.

Обнаглевший шакал повторил свою выходку, вцепившись на этот раз в икру ноги. Тогда дьякон обернулся и пронзил наглеца лучом. Труп немедленно уволокли и справили над ним кровавую тризну.

Теперь детрюитный луч прыгал в трепещущей руке, распыляя скалу. Острая горячая пыль фонтаном била дьякону в лицо… Потом пробилась робкая струйка воды, и вдруг хлынул обильный водопад. Подземная речонка устремилась в отверстие и превратила его в двухаршинный пролом.

Дьякона смыло от скалы к шакалам, — шакалы пустились наутек.

«Многострадальный Иов» был спасен. Через полчаса он бодро шагал к лесу в сопутствии неотступной шайки. В лесу он передохнул и двинулся в дальнейший путь — к обетованной пустыне.

Шакалы не отставали.

При падении челн раскололся на щепки; щепками были засыпаны два тела и два чемодана. Хлынувшая в потолок вода — как только отверстие закрылось — разбежалась по трещинам плиточного пола, — так что лежать было влажно, но не мокро.

Грозная башня, выстроенная 3000 лет тому назад, в течение 25-ти веков отбивавшая буйные атаки морских пиратов и обагрявшаяся кровью финикиян, греков, халдей-цев, колхов, римлян, персов и других народов Древнего Востока и Древнего Запада, ныне обагрилась кровью Митьки Вострова, истекавшего разбитым носом, и кровью неутомимого борца со случаем Ивана Безменова, у которого кровоточил рассеченный лоб.

Оба друга некоторое время пролежали без сознания.

Первым очнулся Востров. Чиркнул зажигалкой. Зажигалка, как всегда, не горела.

— Это меня возмущаить, — с ударением на «ить», так как он был родом из Тулы, сказал Востров. — Когда не нужно, она горить, а когда нужно, путной искры не добьешься…

В конце концов, больно надсадив палец, Митька Вост-ров все же искры добился, — зажигалка вспыхнула, — и он увидел распростертого друга, а у себя на руках — кровь, стекавшую с расквашенного носа.

— Надеюсь, он еще не умер? — с досадой проговорил «старший и единственный врач» всех красногвардейских и красноармейских отрядов, действовавших некогда на Кавказе. — Если он умер, это будет некстати… Совсем некстати…

На свой нос он не обратил ни малейшего внимания, так как, с детства страдая полнокровием, считал, что лишнее кровопускание ему никогда не повредит.

— Штрюмпель пишет, — подумал Востров (Штрюмпель — это почтенный немецкий буржуа, написавший классически-толстый учебник «Внутренних болезней», принятый искони в ресеферских университетах)… — Штрюмпель пишет, что для производства искусственного дыхания необходимо положить под спину обмершего какой-нибудь предмет… он, кажется, рекомендует для этой цели одежду, снятую с обмершего и свернутую комом… Но снимать одежду — долгая музыка. И потом, во время этого процесса Ванька может очнуться, а так как дело будет происходить впотьмах, то он, чего доброго, даст мне затрещину, от которой не поздоровится, и я не смогу произвести искусственного дыхания… Тогда что же? Снять с себя одежду? Опасно — можно простудиться… Положить под него чемодан?… Нет, не годится — велик… Вот задача…

Не придумав ничего, Востров пощупал у друга пульс, — бьется, хотя и слабо. Послушал сердце, — работает ритмично.

— Иван Степанович, вставай!.. — завопил он над ухом обмершего и принялся с присущей ему энергией трясти распростертое тело.

Это средство оказалось лучше всяких штрюмпелевских. После пяти минут энергичного трясения Безменов очнулся.

— Чего орешь? — спросил он спокойно. — Не глухой… слышу…

— Слышишь, а целый час не отвечаешь… — возразил Востров: у него, как известно, была небольшая склонность к легким преувеличениям.

На это Безменов ничего не мог сказать, не зная, сколько времени пролежал он без сознания. Тогда, вспомнив о виновнике их настоящего местопребывания, он сказал:

— А я, кажется, подстрелил этого мерзавца — рыбака, рыбака в кавычках…

— Ты ему влепил промеж глаз, — подтвердил Митька, который во время катастрофы абсолютно ничего не видел, кроме черной бездны.

Рассуждать о причинах, побудивших рыбака ввергнуть их в подводную башню, они не стали, хорошо представляя себе, чьих это рук дело.

Безменов вынул фонарь, но он не действовал, разбившись при падении. Пришлось прибегнуть к содействию капризной Митькиной зажигалки.