Харлан Эллисон - Парень и его премии [антология]

Затем снизу и сзади донеслось рычание.

Маленький стеклянный гоблин обернулся, оборотень поднялся на задние лапы и прижался к нему, после чего Руди зазвенел, как чистый хрусталь.

А оборотень безразлично поинтересовался:

— Ты когда-нибудь тащился от чего-нибудь, кроме любви?

— Пожалуйста, — произнес маленький стеклянный гоблин, и в ту же секунду волосатая лапа разнесла его на тысячи сверкающих осколков радуги, разлетевшихся по плотной маленькой вселенной, что называлась Холм. Мелодичный звон прокатился по темноте, которая начала просачиваться наружу сквозь молчаливые деревянные стены.

Поболтав немного с человеком из конторы, занимающейся борьбой с сельскохозяйственными вредителями, который приезжал примерно раз в месяц и обрабатывал территорию вокруг его дома в Ракстоне, Вильям Стерог утащил из его грузовичка канистру с инсектицидом, а потом, рано утром, прошел следом за местным молочником и влил по десертной ложке смертоносного вещества в каждую бутылку, оставленную на заднем крыльце семидесяти домов. Через шесть часов двести мужчин, женщин и детей, испытав невыносимые страдания, покинули этот мир.

Узнав, что его тетка, которая жила в Буффало, умирает от рака лимфатических узлов, Вильям Стерог быстро помог своей матери упаковать три сумки и отвез ее в аэропорт, где посадил на самолет, обслуживающий восточные авиалинии, засунув предварительно в багаж простую, но очень эффективную бомбу с часовым механизмом и четырьмя аккуратными упаковками динамита. Самолет взорвался гдето в районе Гаррисберга, что в штате Пенсильвания. Девяносто три человека — включая мать Вильяма Стерога погибли во время катастрофы, а объятые пламенем обломки самолета, посыпавшиеся дождем в городской бассейн, покончили с еще семерыми человеческими существами.

Однажды в воскресный день в ноябре Вильям Стерог отправился на Бейб-Рут-Плаза, что на Тридцать третьей улице, и стал одним из 54 000 болельщиков, собравшихся на Мемориальном стадионе для того, чтобы понаблюдать за игрой «Балтиморских жеребцов» против «Упаковщиков» из Грин-Бей. Он был одет очень тепло — шерстяные брюки, пуловер небесно-голубого цвета с высоким воротом и еще толстый, ручной вязки свитер из ирландской шерсти, а сверху куртка с капюшоном. За три с половиной минуты до конца четвертьфинальной игры, когда парни из Балтимора выигрывали у игроков из Грин-Бей со счетом семнадцать-шестнадцать и приближались к восемнадцатиярдовой отметке, Билл Стерог выбрался в проход, ведущий к выходу над трибунами, и вытащил из-под куртки списанный армейский автомат М-3, который купил за сорок девять долларов и девяносто пять центов, заказав по почте у торговца оружием из Александрии, штат Виргиния. 53 999 ликующих болельщиков вскочили на ноги — став отличной мишенью — в тот самый момент, когда мяч попал к защитнику, который оказался в очень выгодном положении и мог забить гол. Билл Стерог открыл огонь по спинам расположившихся под ним зрителей и, прежде чем его схватили, убил сорок четыре человека.

Когда Первый экспедиционный отряд, направленный в эллиптическую галактику в созвездии Скульптора, высадился на второй планете звезды четвертой величины, которую отряд назвал Фламмарион тета, исследователи обнаружили там статую высотой в тридцать семь футов, сделанную из неизвестного до того момента бело-голубого вещества — явно не камень, скорее нечто похожее на металл — по форме напоминающую человека. Он был бос, в одеянии, отдаленно напоминающем тогу, на голове облегающая шапочка, а в левой руке странный предмет шар в кольце из какого-то совсем другого материала. Лицо человека было странно красивым. Высокие скулы; глубоко посаженные глаза; крошечный, чужой здесь, рот; и большой нос с широкими ноздрями. Статуя казалась огромной на фоне бесформенных, полуразрушенных творений давно забытого архитектора. Члены отряда обратили внимание и по очереди прокомментировали необычное выражение лица запечатленного в памятнике человека. Никто из этих людей, стоящих под великолепной медной луной, делившей небо с уходящим за горизонт солнцем (которое совсем не походило по цвету на то, что теперь освещало Землю), никогда ничего не слышал о Вильяме Стероге. Именно по этой причине ни один из членов отряда не знал, что точно такое же выражение появилось на лице Вильяма Стерога в тот момент, когда он произнес свои последние слова, адресованные тому судье, что приговорил его к смертной казни в газовой камере: «Я люблю всех в мире. Это так. Господи, помоги мне, я люблю вас, всех вас!» Последние слова он выкрикнул.

За перекрестком времен, сквозь расщелину дней и эпох, сквозь отраженные образы, называемые пространством; в другое тогда, в другое сейчас. За тем местом, вон там. Выше общих представлений, за превращением простых структур, окончательно обозначенных понятием «если». Потом сорок с лишним шагов в сторону — только позже, много позже… Там, в самом центре, из которого все исходит наружу и становится бесконечно сложнее, загадка симметрии, гармонии, равномерности, поющих удивительно слаженно в этом месте, где все началось, начинается, всегда будет начинаться. Центр. Перевременье.

Или: через сотни миллионов лет, в будущем. И: в сотнях миллионах парсеков от самой дальней границы изведанного пространства. И: множество параллаксов [2] Параллакс — видимое изменение положения небесного светила вследствие перемещения наблюдателя. (Примеч. пер.) в параллельных вселенных. Наконец: нескончаемые, рожденные сознанием скачки за пределы человеческой мысли.

Там, за перекрестком времен.

На розовато-лиловом уровне, глубоко уйдя под багровые эманации, скрывающие его скрючившееся тело, ждал маньяк. Дракон — коренастый, толстый; заостренный хвост, похожий на веревку, поджат, маленькие жесткие костяные пластины торчат острием вверх, защищая тело от изогнутой дугой спины и до кончика хвоста; передние, более короткие, лапы с когтями сложены на массивной груди. Семк одинаковых собачьих голов, похожих на голову древнего Цербера, — каждая наблюдает, ждет; она голодна, безумна.

Яркий желтый луч беспорядочно метался над багровыми эманациями, все ближе и ближе. Маньяк знал, что не может бежать: любое движение выдаст его присутствие, и тогда — плен. Страх душил убийцу. Призрак преследовал его сквозь невинность и унижение и еще девять других эмоциональных личин, которые надевал на себя дракон. Требовалось что-то предпринять, сбить их со следа!.. Но он был один на этом уровне, который закрыли некоторое время назад, чтобы очистить от остатков чувств. Если бы маньяк не терял связи с реальностью после совершения убийств, если бы не лишался способности ориентироваться в пространстве, он никогда не оказался бы в ловушке на закрытом уровне.