Ярче Тысячи Солнц - Алекс [СИ]

Лысик робкий и маленький. Он не будет бороться за «своего человека», он струсит и будет плакать в подушку. А я сижу тут в клетке и ничего не смогу сделать. Даже поговорить с ним. Объясниться. За всё время моего пребывания у меня впервые появилась потребность объясниться. Сказать, что я действительно его выбрал, а не «подмял первое попавшееся тело», как местные питомцы.

На следующий день у выхода из вольера, там, где была щель для подачи еды, скопилась куча мисок. Мне ставили то одно, то другое, а я не ел. Тогда, через часа два, ставили другое. Да, я объявил голодовку. Глупо. Но как ещё с этим бороться? Если хотят вывести меня на арену, пусть вернут мне Ниро. Ослабею — на арену не выйду. А вытолкнут ослабевшим, зрители это поймут. Они-то знают, как я могу драться. И такое им вряд ли понравится. А Мэйда очень волнует чужое мнение. Так что они этого не сделают.

В другой раз Мэйд пришёл с новым зоопсихологом. Тот походил вокруг барьера, посмотрел на меня и ушёл за ручку с Мэйдом.

Ух, не нравится мне это… Что-то задумали падлы, зуб даю! Уж больно рожа у этого ушастого дядьки хитрая.

Сюрприз ждал меня с утра. Мэйд нажал кнопку, и меня опять дёрнуло током. Что интересно, самого Мэйда я не видел. Зато в клетку тут же заскочила толпа кошкомордых амбалов и принялась лупить меня резиновыми дубинками. Аккуратно били, по почкам или по голове не прилетело ни разу, но больно. Чувствую, расцветку своей бренной тушки я поменяю надолго. Вроде, и не задели ничего серьёзного, а живого места нет. Всё отдубасили.

Часа через три стал понятен «хитрый» план Мэйда. Он пришёл в клетку с водой и едой, и начал меня жалеть, предлагая попить и поесть. Мол, злые дядьки меня отдубасили, и тут появляется добрый он и меня жалеет.

Предложенную мне воду я выпил. А потом поймал рукой его хвост и укусил. Сил ударить у меня просто не было. Голодовка, потом избиение. Шерсти полный рот был. Хвост у Мэйда пушистый. Кошкомордый с воплями выдрал свою конечность и вылетел из клетки, как ошпаренный.

Получил, гад шерстяной? Вот и канай отседова! В след ему полетела миска из-под воды. Но не попал. Говорят, если кошаков за хвост дёргать, они сраться начинают. Надо как-нить ещё повторить, чтобы наверняка.

Ночью опять нагрянули мордовороты. Они скрутили меня и выволокли из клетки. Я только смог разместиться на своих синяках и уснуть, а теперь, ничего не понимая, спросонок крутил головой. Аттракцион «Приручи Принца» продолжался.

Как только я немного очухался и понял, что меня куда-то волокут, начал сопротивляться. Я сопротивлялся как мог. Даже матюкался, наплевав на всё, пока в рот мне не запихнули кляп. Шарик такой, с ремешками, которые туго затянули мне на затылке. На мои маты мордовороты внимания не обратили. Поди там, разберитесь, кто матюкался в этой свалке, что мы устроили. Да все покусанные и получившие от меня пиндюлей матюкались от души.

Скрутив меня повторно, мордовороты меня подняли и потащили в дом, где пристегнули наручниками к кушетке. За руки и за ноги. Голым пузом на холодную обивку кушетки, к которой неприятно липла голая кожа.

Мэйд, увидев меня, аж отшатнулся и побледнел весь. Видок, наверное, ещё тот… Весь в синяках и царапинах. Волосы дыбом. Шары бешенные. Если бы взглядом можно было убивать, его сейчас нарезало бы кубиками!

— Доктор Хансен, а вы уверены, что это поможет? — неуверенно спросил нек у кошкомордого, что стоял рядом, копаясь в своём чемоданчике.

— Да, должно помочь. Очевидно, его содержали как декоративного. Баловали. А Вы к нему строго, вот он и взбесился. Кроме того, он переключился на вашего брата, и у них был сексуальный контакт, что только ещё больше убедило его, что Ваш брат и есть хозяин. Это хорошо, конечно, что он очень верный хозяину, но создаёт определенные трудности нам. Ну, ничего. Мы убедим его в обратном, и Вам он будет так же верен. Потрясающий питомец! Я бы у Вас его купил…

— Он не продаётся! — зло зашипел Мэйд.

Очевидно, доктор не первый раз делал такое предложение.

— Ладно, ладно, я понял, — усмехнулся доктор и шагнул ко мне со шприцем наперевес.

Я протестующе замычал и задёргался, пытаясь вывернуть руки из наручников. Только разодрал себе запястья в кровь. Не будь этого шарика у меня во рту, чёртовы кошкомордые узнали бы много нового о себе! И не посмотрел бы я на последствия!

— Не бойся, красавчик, тебе понравится, — похлопал меня док по спине и, протерев ваткой, воткнул шприц под лопатку.

Вот уж навряд ли. Мне уже не нравится!

Док отошёл и, закинув шприц в чемоданчик, закрыл его.

— Вот и всё. Минут через пять подействует. Удачи. Главное, говорите с ним.

Подхватив свой чемоданчик, док утопал куда-то. Хлопнула дверь. Звук хлопка мне показался слишком громким. А по всему телу поднимался жар, начиная с места из-под лопатки; он растекался по телу словно масляное пятно, реальность начала плыть. Я не мог нормально сфокусироваться на окружающем. После жара кинуло в холод. Словно холодной водой окатили. Свет от лампы расплылся размазанным пятном.

«Что за наркоту мне дали?!» — промелькнула паническая мысль. Наркоманом решили сделать? А что, тут не только тупой питомец, разумный на поводке ходить будет, только чтобы ему дали дозу. Ну, да, размечтался, лучше бы, наверное, это была наркота! Самое страшное, что член встал, как палка, и больно упёрся в кушетку. Это не наркота, виагра какая-нибудь местная!

— Принц, Принц, посмотри на меня… — Мэйд схватил меня за подбородок и приподнял голову.

— Мммм! — возмутился я через кляп.

Два Мэйда в глазах никак не хотели соединяться в одного. Хотя я был совсем не пьян и отчётливо понимал, что это глюк. Я глухо зарычал на них, ибо нефиг мне тут двоиться! А то иш, размножаться почкованием придумали! Тут и от одного-то не знаешь, как отмахаться. Пусть один выйдет. Бррр. Нет, с головой всё-таки что-то неладно. Я не могу мыслить связно. Что я несу? И куда? И зачем?

Мэйд, что-то лопоча, начал меня гладить по голове и по спине, медленно съезжая на задницу. Я не очень соображал вообще, что происходит, но периодически задавался этим вопросом. Но, найдя ответ, сознание приходило в ужас и уплывало в далёкие ёбеня. В памяти остались только его руки, шёпот, слов, которые я не понимал; мой член, больно упирающийся в кушетку, и не очень приятные ощущения в тылах. Там больно не было. Только неприятно. Мэйд был аккуратен и, наверное, даже ласков. Тело действовало словно в отрыве от сознания. Оно отдельно — я отдельно. К стыду своему, обкончал я всю кушетку. Но вызванные медикаментами ощущения не давали никакого морального удовлетворения. Только ощущения усталости и пустоты. Это был не я.