Стивен Бакстер - Война миров 2. Гибель человечества

Жена потянула его за рукав, призывая замолчать, – и это сказало многое о том, как в ту ночь были настроены перепуганные лондонцы. Прохожие с подозрением косились на мужчину или выискивали глазами констеблей, чтобы те положили конец упадническим речам.

Поскольку представление, по всей видимости, закончилось, а отель не разваливался на части и не полыхал огнем, постояльцам предложили вернуться внутрь. Многие из них, однако, были слишком взбудоражены и не хотели обратно в номера. Администратор, проявив смекалку, открыл рестораны и бары; там можно было заказать напитки, а вскоре принесли закуски, кофе и чай. Я слышала, как ворчат официанты, которых подняли среди ночи: «Надо же было этим проклятущим марсианам явиться в самом конце моей смены!»

Я какое-то время провела внизу – пила крепкий кофе и пыталась разузнать какие-нибудь новости. В каждой комнате, в каждом холле был «мегафон Марвина», но оттуда в промежутках между бравурными патриотическими песнями лились только шаблонные заверения, что враг приземлился ровно там, где предсказывали астрономы, и что наши войска отважно вступили с ним в противоборство, – никаких деталей. Я пыталась дозвониться нескольким знакомым в Миддлсексе, но, похоже, телефонная связь с тем районом оборвалась. Я даже позвонила в «Обсервер» – эта газета опубликовала в разделе «Культура» несколько моих статей, которые я присылала из Нью-Йорка, – но дежурный редактор сказал, что телеграф тоже не работает и даже по радио не поступало никаких вестей.

В конце концов я запихала в сумку несколько сэндвичей, поймав на себе косые взгляды официантов, и вернулась в номер. Я решила, что стоит остаться там до рассвета и попробовать поспать. Я легла в постель прямо в одежде – сняла только пальто и ботинки. По крайней мере я согрелась. С поля боя, если таковое вообще было, ничего не доносилось – ни грохота взрывов, ни треска выстрелов.

Все это было загадочно, тревожно и совершенно неожиданно. Как будто не марсиане спустились на Землю, а какой-то грозный таинственный бог.

Кусочек неба в моем открытом окне уже начал светлеть, когда меня разбудил запах гари.

Ночь была позади. Я спешно умылась, схватила пальто и сумку, отхлебнула холодного кофе из чашки, которую принесла из ресторана, выбежала из комнаты и снова понеслась вниз по лестнице.

На востоке занимался рассвет. Но на западе темное небо до сих пор светилось красным. Оттуда дул слабый ветерок – именно он принес запах гари. Я представила себе полыхающий Миддлсекс – и, как оказалось впоследствии, была недалека от истины.

С полуночи улица преобразилась. Вдоль всей Стрэнд стояли временные заграждения, которые охраняли констебли, – многие из них были добровольцами, одетыми в гражданское, и отличить их можно было только по нарукавным повязкам и стальным шлемам. На улице больше не было машин, а на те немногие, что были здесь припаркованы, налепили уведомления о реквизиции. В дело вступали новые правила – очевидно, кто-то поспешно воплощал в жизнь очередной этап хорошо отработанного плана.

И все же люди по-прежнему сновали туда-сюда. Некоторые показались мне обычными служащими – ранними пташками, которые спешили навстречу очередному, ничем не примечательному дню в своей конторе, пока на окраинах полыхали пожары. Но другие явно готовились к исходу: с ними были дети и старики, в том числе с ходунками и в инвалидных колясках; люди тащили чемоданы и сумки, нагруженные всевозможным скарбом. При виде этого у меня в памяти вновь всплыло злополучное лето 1907 года.

Но сейчас все было иначе, чем тогда. По крайней мере пока мне так казалось. Правительство еще не сдалось. Констебли и офицеры, ответственные за пожарную безопасность, не покидали посты и даже призывали жителей возвращаться домой и выполнять свой долг. Некоторых отдельно выдергивали из толпы.

– Смотри, это повязка пожарного. Бери свисток, ведро с песком и отправляйся в церковь Святого Мартина – тебе надо быть там, а не бежать, поджав хвост!

Кое-кто спорил – например, пожарный, который порывался сбежать.

– Кончай выделываться, Тед. Ты же швейцар в «Риальто», а не чертов Уинстон Черчилль! Большие шишки забрали мой автомобиль, забрали двуколку, если бы они сообразили, они бы и тещину коляску прихватили – нет-нет, мама, не надо вставать, ее никто не отнимет, – но мои ноги они пока не могут рек-ви-зи-ро-вать, и, если в тебе осталась хоть капля здравого смысла, ты последуешь за мной.

Даже я привлекла внимание констеблей – потому что у меня не было с собой противогаза (на самом деле был, просто не на виду, – он лежал в рюкзаке).

– Вы, миссис, пожалеете, что он у вас не под рукой, когда придет черный дым.

Если уж в Вест-Энде такое происходило, легко было представить, что подобные сцены разыгрывались по всему городу и в окрестностях: власти пытались удержать город на плаву своими правилами, указами и воззваниями к чувству долга, и все дорожное движение замерло – по дорогам ездили только военные автомобили. И все же по улицам и переулкам текла тонкая струйка людей – они шли пешком, нагруженные тюками, и неуклюже пробирались все дальше и дальше. Жители Лондона кучковались, сбивались вместе, в единый рой, – и заполоняли магистрали, ведущие на юг и восток, в направлениях, противоположных тем, откуда на этот раз наверняка должны были прийти марсиане.

И все же даже на Стрэнд, даже в этот ранний час, в толпе жителей, уходящих из города, я различала людей, которые явно проделали куда более долгий путь – и шли в Лондон, а не из него. Некоторые из них с трудом переставляли ноги; их одежда была подпалена, лица почернели от копоти. Они шли целыми семьями, с детьми и стариками, шли пешком – и вещей у них было куда меньше, чем у лондонцев, которые свой путь только начинали. В отеле был пункт первой помощи, и на улицу выпархивали медсестры, чтобы позаботиться о тех беднягах, кому пришлось особенно несладко. Официанты и коридорные выносили наружу стаканы с водой. Я хотела поговорить с этими беглецами, услышать их рассказ, но констебли, которые неизменно пеклись о морали, не подпускали меня к ним.

Потеряв терпение, я махнула рукой на отель и пошла по Стрэнд на запад, против движения толпы. Я направлялась на Трафальгарскую площадь.

Вокзал Чаринг-Кросс был закрыт и щетинился колючей проволокой: железные дороги, как и автомобильные, перешли в ведение военных. Было еще рано, но некоторые магазины уже открылись – я видела дерущихся людей в бакалейной лавке. Возле запертых дверей банка собралась очередь. Позже я узнала, что Банк Англии приостановил платежи, и все остальные вынуждены были закрыться. Это был первый намек на то, что новая атака марсиан повлечет за собой масштабные последствия: закрытие лондонских инвестиционных рынков, через которые в те дни проходила изрядная доля мировых финансов, должно было немедленно привести к кризису.