Стивен Бакстер - Война миров 2. Гибель человечества

– Среди сородичей у него явно есть другое имя. Я его назвала в честь Чарльза Дэниелса, который на Олимпийских играх 1904 года завоевал все золотые медали по плаванию – помнишь? Наверное, нет. Игры проходили в Сент-Луисе, и мы с сестрой и отцом поехали…

– Ты позволила этому гуманоиду наложить тебе шину?

– Получилось, конечно, топорно. Будто ее накладывал орангутан, пусть даже и смышленый, – в его действиях было больше силы, чем аккуратности. Но он разобрался, что надо делать. Китерийцы все-таки умнее большинства высших приматов, хоть с людьми и не сравнятся.

– Господи Боже, Верити, ты бы еще тем клоунам из трактира предложила наложить шину.

– Они оба мертвы, – просто ответила она. – Динамит взорвался, помнишь? Ты больше суток пролежала без сознания.

Я посмотрела в окно на серое небо.

– Даже погода за это время переменилась.

Я все помнила, но как в тумане. Кусочки мозаики путались в голове, и сложить их в единую картину мне удалось лишь позднее.

– Нет, серьезно, люди с Венеры!

Верити снова улыбнулась.

– Даже если учесть, сколько всего мы уже успели повидать, – удивительно, правда? Хочешь их увидеть? – Она встала. – Сейчас как раз время обеда. С этим домом нам повезло. Видимо, жильцы покинули его после потопа; мы сейчас, по сути, находимся на острове. В кладовке приличный запас консервов, есть дождевая вода для питья – в общем, беспокоиться не о чем. Я растопила печь в гостиной, так что горячей воды тоже хватит. Прополоскала твою одежду, она, наверное, уже высохла… Проводить тебя в ванную? Хотя я, конечно, уже тебя помыла… Не смущайся! Я ведь все-таки медсестра… в некотором роде.

Я снова заснула и снова проснулась.

Полностью придя в себя – по крайней мере, так мне казалось, – я с тревогой подумала о времени, оставшемся в моем распоряжении. Новое противостояние планет ожидалось летом, а значит, следующая волна марсианских цилиндров уже могла быть в космосе, – Уолтер и Эрик это прекрасно знали. Я должна была завершить свою миссию до того, как они доберутся до нас. Вот только я даже не знала, какое сегодня число, не говоря уже о том, когда марсиане снова нападут.

Я выбралась из постели, слегка пошатываясь, и отправилась на поиски календаря. Календарь не нашелся, зато обнаружился дневник. Я пролистала его, скользя взглядом по заметкам о днях рождения всяких племянниц и юбилеях разных умерших родственников, написанным неразборчивым старушечьим почерком, и попыталась обдумать свое положение. Как бы Уолтер рассуждал на моем месте? День, когда планеты сойдутся ближе всего, наступит в июне, а высадка марсиан, если вообще произойдет, должна случиться за три недели и один день до того… Но когда именно ожидалось противостояние? Мне казалось, что 10 июня, но я не была уверена. И какое сегодня число? В комнате не было ничего, что помогло бы мне узнать ответ, даже радиоприемника.

Я снова почувствовала недомогание и вернулась в постель, твердо вознамерившись потом спросить у Верити, какое число на дворе. Но забыла. Забыла.

Разбудила меня новая тревога. Я вылезла из кровати, порылась в вещах и наконец нашла на комоде рисунки Уолтера. Они все так же лежали в кожаной папке, которая оказалась не только прочной, но и водонепроницаемой. Рисунки были невредимы. Я снова заснула.

Проснувшись вновь, ближе к вечеру, я почувствовала себя гораздо лучше.

Встать я смогла без посторонней помощи. Приятно было наконец стянуть сорочку, которую, казалось, еще недавно носила женщина на несколько десятков лет старше меня, и выбраться из кровати, в которой поднималась туча пыли каждый раз, когда я ворочалась с боку на бок. Впрочем, Верити нельзя было винить в том, что она не стала перестилать мне постель, – перелом есть перелом. А пресловутые китерийцы пусть и хотели помочь, но в дом заходить, видимо, не порывались. Умыться и с помощью Верити переодеться в собственную одежду тоже было приятно.

Затем мы с ней уселись на маленькой веранде, заварив индийский чай, который нашли в запечатанной банке – редкая удача! – и поедали солонину с консервированными персиками. В самой веранде, несмотря на ее вычурность, не было ничего особо примечательного: такую вымощенную площадку с бордюром из невысоких колонн и парой львов при входе как раз и ожидаешь увидеть возле подобного жилища. Как я предположила, некогда на ее месте было здание, служившее домиком привратника. В целом все выглядело довольно прозаично – вернее, выглядело бы, если бы не потоп.

На дверях и стенах были видны пятна от брызг, и повсюду чувствовался запах сырости и гниения. Ковры все как один заплесневели. Но дом, подобно многим старинным зданиям, был возведен на небольшом возвышении. Поэтому, когда вода поднялась, он остался как бы на острове, окруженный озером, из которого торчали изгороди, телеграфные столбы и верхние этажи домов, которым повезло меньше. Зрелище было странное, навевающее тоску и в то же время парадоксально умиротворяющее. Этот дом словно сошел со страниц романа о далеком будущем, когда наша цивилизация окончательно распадется и ее останки будут медленно погружаться в безжизненное болото.

Открывавшийся с веранды пейзаж удивлял неожиданными сочетаниями цветов – как выяснилось позже, типично марсианскими. Красные водоросли раскинулись по поверхности воды, словно кувшинки, а на земле, еще свободной от них, по-прежнему зеленели земные травы и деревья. Красные озера и океаны, зеленые континенты – ровно такую картину наши астрономы наблюдали на Марсе.

Здешние обитатели были под стать неземному пейзажу.

Мы с Верити до самого вечера просидели на веранде, укрывшись выцветшими одеялами: ели консервированные фрукты, пили чай и наблюдали за китерийцами. Они лениво плавали или отдыхали, лежа на спине и подставив солнцу волосатые животы. А потом вдруг молнией бросались в воду и выныривали, набрав полный рот красных водорослей.

Я сразу поняла, что китерийцы сильны, быстры и чуют добычу как прирожденные охотники, но в грязных водах Земли охотиться им было особо не на что. Они могли прокормиться только красными водорослями, доставленными сюда в цилиндрах с Марса. Но как же было удивительно смотреть, как худощавые китерийцы снуют в воде, будто тюлени, только с пугающе человеческими лицами на гладких обтекаемых головах!

Детеныши среди них тоже были – очертя голову они метались туда-сюда. Порой они выныривали на поверхность с каким-нибудь трофеем, будь то полевка или утонувшая крыса, и, радостно смеясь, хлопали в ладоши, а мы хлопали им в ответ. Они были очень похожи на человеческих детей.

На отдых китерийцы собирались парами или по трое-четверо. Дети прижимались к родителям или забирались им на спины и животы. Самые маленькие сосали крохотные груди матерей – и поскольку зубы у них были острые, это наверняка было очень больно. Я бы назвала эти группы семьями, но любой знаток вам скажет, что не стоит мерить всех человеческими мерками.