Валентин Гаркуша - Дубовый лист

Электричка проезжала высокий и длинный мост. Шел он через широкую автостраду, но на удивление, внизу было пусто, и редко когда проезжала одинокая машина. Глядя на него, Вика погрузилась в свои детские воспоминания о матери, и также задумчиво принялась рассказывать.

— У меня еще с раннего детства, с животными связь есть. Ну, не то чтобы я, как королева джунглей ими управляла, но она точно есть.

Ее друзья молчали и продолжали смотреть, в ожидании объяснений.

— Ну, смотрите, — они проехали мост, и Вика обернулась к ним. — Когда мы бываем в зоопарке и я с еще толпой народа, стою и смотрю на тигра, например, или хоть на жирафа, то он обязательно на меня уставится.

— Испуганно? — вдруг спросила Оксана.

— Нет, та даже не сильно и заметно, но как-то грустно, что ли. Вот совсем недавно, племянники мужа приезжали, и мы ходили в наш зоопарк. Так тигр лежал себе, лежал, потом раз, встал и на меня посмотрел. И ушел. А почти зайдя в свою конуру, снова обернулся и на меня посмотрел. Вот человек десять рядом, а он на меня. И так грустно. Что я даже сама загрустила.

Потом она опустила глаза и ненадолго замолчала.

— А в детстве мы с мамой в парк с белками ходили. Я уже этого почти не помню, но помню, как она рассказывала. Эти белки по мне прыгали и не боялись. Другие люди подойдут, так белки разбегутся, а потом снова ко мне бегут. Папа говорил, что так в лесу ко мне даже заяц дикий подошел, понюхал и попрыгал себе. Медленно, главное. Не боялся.

— Но тогда почему Адам не хочет брать котенка?

Весело произнесла Оксана, но Адам, муж Виктории, ее перебил.

— Сколько раз повторять? Я Адам, ударение на первую букву А, а не на вторую.

— Как скажешь, Адам, — уже правильно повторила та, и продолжила свое, моментально забыв о поправке. — Я ему предлагала, такой миленький.

Виктория вновь улыбнулась.

— Ох, Оксан. Спасибо. Но действительно не стоит. Он меня год упрашивал морскую свинку завести. Видите ли, ему ассистент нужен, для опытов. Так мы выбирали ее месяц, самую пассивную что только нашли, взяли. И наша Пикача, по-моему, больше предмет напоминает, чем животное. Да и то, я ее практически не вижу, она у него в гараже живет или на кухне за занавеской, — затем Вика понизила голос и продолжила будто ребенку. — Пойми, Оксан. Я не хочу рисковать. Подозреваю, что выделяю какие-то феромоны, которые действуют на млекопитающих. А коты, вообще балдеют от меня.

Адам ехидно улыбнулся.

— Особенно на того коня действуют.

— Какого коня? — с интересом встрял Миша.

— Ну, в зоопарке, там был конь, и у него… ну это…, в общем, он был очень рад ее видеть.

Все дружно засмеялись, даже сама Вика.

— Ах, хватит! Я все-таки надеюсь, что это было не в мою честь, — сквозь смех, попыталась она оправдаться, но в ответ услышала лишь, ага, да угу.

Так они и проехали свой недалекий путь, пока машинист не объявил по громкой связи их остановку.

— «Станцiя Шевченко» — прозвучал мужской, но почему-то нежный голос.

— Ну, что, ребята, хороших выходных, — весело сказала Вика, и с Адамом, они быстро направились к дверям.

Оксана и Миша улыбнулись в ответ и сели рядом.

***

Медленно и сонно заканчивался теплый и приятный, одесский сентябрь. С самого начала осени не было ни дождей, ни сильных ветров, только равномерное и главное, не обжигающее солнце. Улица, на которой жили Адам с Викой, была очень живописна, с не менее живописным названием, Орловская. Красивые частные домики, много винограда и цветов, растущих прямо на улице. Хоть она и была длинной, но все же, многие друг друга знали и на счастье Виктории с Адамом, соседи были более чем дружелюбные, да и к тому же, с одной стороны, преклонного возраста, а с другой уже немолодая пара, дети которых, давно живут отдельно. Сам же дом, был классикой жанра двух человек, далеких от бытовых и даже можно сказать, рутинных забот. Все, как на картинке журнала садоводства. Большая, свободная территория, отданная под сад с ветвистым дубком в центре и цельно-купленными лавочками, самого диковинного дизайна, раскиданными по всему двору. Что правда, эти лавочки практически всегда пустуют. Как и беседка с виноградом. Весь сад же, как в прочем и остальная территория вокруг дома, были густо заставлены садовыми фигурками. Гномами, настоящими и сказочными животными, или просто предметами быта, как например ботинок, одновременно служащий и цветочным горшком, правда, пустым. Их было слишком уж много. Дом же, хоть и был двухэтажный, все-таки, оставался довольно скромным на фоне, практически всех остальных домов улицы. Материалы его покрытия были экономными, да и по качеству работы было видно уровень профессионализма нанятых людей. Но все равно, он был очень милый и уютный, и оформлен явно с любовью. Подведенные краской окна, словно глаза модницы, расписные узоры над дверьми и дизайнерский подход к покрытию крыши ондулином. Цвета разные, но не броские, так что вполне между собой гармонируют. К слову, это вышло случайно. Адам, просто не проверил при покупке, но потом, оправдания ради, сказал, что специально подобрал разные цвета. На его счастье, идея прижилась и теперь он этой оплошностью даже гордится. Особенно, если учесть, что уже однажды, его пример повторили.

Вот в таких мелочах и проявлялся весь хозяин дома. Рассеянный и нерасторопный, но крайне находчивый и изобретательный. А острый ум и высокий уровень интеллекта, легко прокладывали дорогу в любимом институте, даже без связей. От поступления и окончания с красным дипломом, до предложения остаться, от самого ректората и быстрому продвижению к почетной должности, а так же уважению коллег, с признанием как ведущего специалиста в своей области. Но вот нерешительность и отстраненность, или даже скорее безразличие к званиям и титулам, не позволяют поднять свою ученую степень выше кандидатской физико-математических наук. Хотя весь персонал института, негласно признает, что за всю историю существования этих стен, выше ума, в них не было. Многие даже гордились работой рядом с Адамом.

И только благодаря старанию коллег он несколько раз выдвигался на научные награды и звания, но только местного масштаба и почти всегда их брал. Но будь он в европейском или американском университете, или хотя бы стремился к известности сам, его бы быстро заметили и вполне возможно, даже без согласия, поставили бы в центре внимания. Потакали бы прихотям, и заглядывали бы в рот, ожидая новые идеи.

А идей у него хватало. Смыслом его жизни было изучение времени и воздействия на него разного рода полями. Он смело выдвигал самые безумные теории, практически фантастического содержания и так же отчаянно их защищал.

По началу, Адам очень активно принимал участие в научной жизни. Часто печатался в журналах, и в уважаемых в том числе, имел связи с NASA и с европейским космическим агентством. Неоднократно приглашался в физический институт имени Лебедева, когда консультантом или лектором, а когда — и на постоянную должность. Довольно легко получил кандидатскую степень, с написанием диссертационного исследования по теме «механика времени». Поддерживал его в этом сам ректор. Но время шло безжалостно, а с ним и молодость. И пыл стал утихать. Уже в сорок, Адам, работал в основном над своим собственным проектом. А кроме него дальше рутиной работы в университете, не выходил. Проект, к слову, в строгой тайне и не держал. Он пытался создать поле, способное отсечь часть пространства от времени. Тем самым образом получить нечто, вроде идеальной камеры хранения. Проект был довольно перспективным и в случае успеха, мог совершить немалый переворот, связанный не только со смещением холодильных камер, а и во всем представлении физики в целом. И потому, в начале, очень заинтересовал коллег, но его чрезмерная фантастичность и отсутствие продвижений, быстро интерес погасили. Дольше всех, естественно, продержались в проекте, друзья. Но потом и они отступили, оставив Адама нести свой крест в одиночку. Но все же, помощник у него был.