Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

«На войне, на фронте, – продолжал Эйкен, – когда происходит что-нибудь ужасное, люди иногда теряют способность ходить, слышать или видеть. Мне приходилось наблюдать такие случаи».

«Мне это известно, – отозвался Кребиус. – В Лейпциге я лечил нескольких таких пациентов. Что ж, можно попробовать». Он глубоко вздохнул и взял девушку за руки: «Дорогая моя, ты согласна подвергнуться эксперименту? Он может оказаться неприятным».

«Зачем?» – тихо спросила Кэрол.

«Чтобы помочь тебе видеть!»

«Что вы со мной сделаете?»

«Прежде всего нужно будет сделать небольшой укол, чтобы твой мозг успокоился. Чтобы тебе было легче говорить».

«Но я не хочу говорить», – строптиво отозвалась она.

«Даже если это поможет тебе видеть?»

Сначала казалось, что Кэрол откажется, но она сдержалась и сказала: «Хорошо. Если вы считаете, что это мне поможет».

«Привет!» – в дверном проеме стоял Виктор Мартинон; он быстро переводил взгляд с Кребиуса на Эйкена и на Кэрол. Его глаза остановились на Эйкене: «Ты все еще здесь? Надо полагать, у тебя хорошо идут дела, если ты позволяешь себе терять столько времени. Пойдем, Кэрол! Пора приступить к упражнениям».

«Не сегодня, Виктор», – вмешался Кребиус.

Красивые брови Мартинона взметнулись: «Почему нет?»

«Сегодня мы попробуем кое-что другое», – пояснил врач.

«Даже так?» – судя по всему, Мартинон слегка удивился.

«Пойдем, Кэрол, – сказал Кребиус. – К „Оптикону“. Попробуем сфотографировать дьявола, мешающего твоему мозгу работать нормально».

Напряженно выпрямившись, девушка вышла в коридор. Эйкен последовал за ней. В коридоре Мартинон повернулся к нему: «Прошу прощения, Эйкен, но я не думаю, что доктор Кребиус разрешает посторонним наблюдать за лечением. Не так ли, доктор?»

Кребиус натянуто ответил: «Если ему так хочется, Эйкен может присутствовать».

Мартинон пожал плечами: «Как вам угодно. Не мне придется отвечать перед матерью Кэрол за последствия».

Кэрол спросила: «С каких пор мама стала обо мне беспокоиться? Она на меня плевать хотела!»

«Она к тебе очень привязана, Кэрол, – терпеливо возразил Мартинон. – Но в последнее время она болеет».

Лицо девушки осунулось: «Скорее всего, у нее похмелье после очередного запоя».

Эйкен вмешался, как бы невзначай: «Не знал, что ты все еще в близких отношениях с Марией Леоне».

«Мы давно знакомы, – с достоинством отозвался Мартинон. – Именно я предоставил ей последнюю роль – в комедии „Они не знали, что к чему“».

Кребиус распахнул дверь лаборатории. Кэрол зашла внутрь, сразу приблизилась к массивному черному офтальмологическому креслу и села. Кребиус открыл запертый на замок шкаф и выкатил тяжелое устройство с длинным бинокуляром. «Один момент!» – сказал Кребиус и вышел из помещения.

Мартинон устроился на стуле у противоположной входу стены и скрестил ноги с выражением терпеливой скуки на лице: «Насколько я понимаю, меня все считают последней скотиной».

«Не стану говорить за всех, – откликнулся Эйкен. – Что же касается меня…»

Мартинон беззаботно отмахнулся рукой, державшей дымящую сигарету: «Не трудись объясняться. Ты не понимаешь, чтó я тут пытаюсь сделать – в этом вся проблема».

«Ты пытаешься сделать деньги».

Мартинон медленно кивнул: «Деньги – это само собой. Но, кроме того, новый способ снимать кино. Кто-то должен положить этому начало. Появилась возможность развития целой индустрии – новой киноиндустрии!»

Мартинон замолчал.

Эйкен похлопал девушку по руке: «Ты боишься?»

«Конечно, боюсь. Что со мной сделают?»

«Ничего особенного».

«Вы думаете, я сошла с ума? И поэтому ничего не вижу?»

«Нет. Но у тебя в уме может скрываться нечто, не желающее, чтобы ты видела».

«Но я хочу видеть! А если я хочу видеть, почему я не могу? Это непонятно, это бессмысленно!»

«Теории приходят и уходят, проблемы остаются», – усталым голосом отозвался Мартинон.

Помолчав, Кэрол сказала: «Я боюсь „Оптикона“. Я боюсь думать».

Эйкен взглянул на Мартинона – тот равнодушно встретился с ним глазами: «Вполне могу себе представить, почему ты боишься думать».

«Тебе не хватает научного подхода к вещам», – заметил Мартинон.

«Тебе тоже кое-чего не хватает», – отрезал Эйкен.

Кребиус вернулся с наполненным шприцем.

«Что это?» – спросил Эйкен.

«Скополамин».

«Препарат истины», – усмехнулся Мартинон.

Кребиус проигнорировал его и протер предплечье Кэрол ваткой, пропитанной спиртом: «Всего лишь маленький укол, Кэрол. И скоро ты сможешь расслабиться».

Полчаса прошло в мертвой тишине. Кэрол лежала в кресле, откинув голову назад, у нее на шее пульсировала тонкая жилка.

Кребиус наклонился над ней: «Как ты себя чувствуешь, Кэрол?»

«Хорошо», – глухо, без всякого выражения пробормотала она.

«Ладно, теперь пора приготовиться», – деловито сказал Кребиус. Он сложил руки девушки у нее на коленях, осторожно закрепил ее голову между двумя прокладками из губчатой резины, подкатил «Оптикон» поближе и отрегулировал его так, чтобы окуляры прижимались к ее глазам: «Вот таким образом! Тебе удобно?»

«Все в порядке».

«Ты что-нибудь видишь?»

«Нет».

«Но ты хочешь видеть?»

Наступила пауза – как если бы Кэрол выбирала один из нескольких возможных ответов: «Да. Я хочу видеть».

«Существует ли какая-нибудь причина, по которой ты не хочешь видеть?»

Еще одна пауза, более продолжительная. «Кажется, есть лицо, которое я не хочу видеть».

«Чье лицо?»

«Не знаю, как его зовут».

«А теперь, Кэрол, – продолжал доктор Кребиус, – вернемся на несколько лет в прошлое. Где ты находишься?»

«Я жила с мамой в Беверли-Хиллз. Ходила в начальную школу».

«И ты могла видеть?»

«О да!»

Кребиус нажал на кнопку; «Оптикон» тихо зажужжал и стал пощелкивать. Эйкен узнал звук пленки, скользящей мимо затвора. Кребиус протянул руку к стене и выключил потолочные лампы. Рядом с Мартиноном тлел рубиновый огонек ночника. Лаборатория погрузилась в почти непроглядный мрак.

Кребиус ласково спросил: «Ты помнишь, как вы поехали в горы, на дачу у озера Холли?»

Кэрол колебалась: «Да. Помню». Судя по всему, ее мышцы постепенно напрягались. Даже в темноте Эйкен заметил, как ее пальцы сжались на ручках кресла.

«Не бойся, Кэрол! – увещевал ее Кребиус. – Тебе никто не причинит вреда. Расскажи нам: что там случилось?»

«Но я почти ничего не помню».

«Что там случилось, Кэрол?»

Напряжение девушки нарастало – это чувствовали все, кто был в лаборатории. Голос Кребиуса стал резче; Мартинон перестал усмехаться.

Кэрол тихо проговорила: «Мама была в отчаянии. Ее последний фильм провалился. Студии больше не предлагали ей никаких ролей… Она много пила».