Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

Бармен отвернулся, чтобы налить по стаканчику виски паре ухмыляющихся грузчиков: «Слишком хрупкая штука. Если я ее куплю, а кто-нибудь из треклятых дебоширов ее разобьет, я потеряю двадцать франков – только и всего».

«Двадцать франков? – изумленно повторил Алликстер. – Называть такую сумму, глядя на эту драгоценность, язык не поворачивается. Я уж лучше продам свое ухо за двадцать франков!»

«Это меня вполне устроит», – пошутил Бык, поигрывая ножом.

Теперь Алликстер попробовал возбудить в собеседнике алчность: «Я получил эту штуковину из первых рук за пятьсот франков».

Бармен рассмеялся ему в лицо: «Все вы, из магистральных бригад, поете одну и ту же песню. Подбираете безделушку на какой-нибудь станции, проносите ее контрабандой на обратном пути и рассказываете сказки о том, во сколько она вам обошлась, чтобы сплавить ее втридорога первому простофиле, готовому развесить уши, – Бык налил себе стаканчик воды и опорожнил его, подмигнув грузчикам. – Как-то раз я попался на эту удочку. Купил козявку у Хэнка Эванса – он утверждал, что она умела танцевать и выучила все туземные танцы Калонга. Козявка выглядела так, будто и вправду танцевала. Выложил за нее сорок два франка. Оказалось, что у нее от земного притяжения затекли ступни – она просто переминалась с ноги на ногу, чтобы ей было не так больно стоять. Вот и все танцульки!»

Алликстер тревожно поежился, оглянувшись в сторону входной двери. Сэм Шмитц, диспетчер, вызывал его уже целый час, а Сэма никак нельзя было назвать терпеливым человеком. Алликстер снова облокотился на стойку бара, не слишком убедительно изображая безразличие: «Взгляни на цвета, смотри, как переливается эта маленькая тварь! Вот! Пламенный красный блеск! Ты видел что-нибудь ярче? Только представь себе, как эта штука будет выглядеть на шее какой-нибудь дамы!»

Китти, пышнотелая блондинка-официантка, промурлыкала восхищенным контральто: «Какая прелесть! Я не отказалась бы сама ее носить».

Бармен снова взял хрустальный шарик: «Не знаю никаких дам». С сомнением рассмотрев шарик, он заметил: «Красивая штуковина. Что ж, может быть, я отстегну двадцать франков».

На телеэкране за спиной бармена прожужжал сигнал вызова. Бык включил изображение и звук одновременно, не позаботившись спросить, кто звонил, и отступил в сторону, чтобы не загораживать экран своей тушей. Алликстер не успел спрятаться под стойкой. Сэм Шмитц смотрел прямо ему в глаза.

«Алликстер! – рявкнул Шмитц. – Даю тебе пять минут. После этого можешь не приходить на работу!» Экран погас.

Алликстер задумчиво сдвинул темные брови, глядя на отвечавшего безмятежным взглядом бармена. «Так как ты торопишься, – сказал Бык, – так и быть, я дам за эту блестящую висюльку двадцать пять франков».

Не отрывая глаз от лица бармена, Алликстер поднялся на ноги и поиграл хрустальным шариком, перекидывая его из одной ладони в другую. Бык нервно протянул руку: «Полегче! Он может разбиться». Бармен выдвинул денежный ящик: «Вот твои двадцать пять франков».

«Пятьсот», – сказал Алликстер.

«Не получится», – буркнул бармен.

«Ладно, четыреста».

Бык снова покачал головой, наблюдая за Алликстером хитро прищуренными глазами. Алликстер повернулся и молча направился к выходу. Бык стоял неподвижно, как статуя. Уже в дверном проеме продолговатое загорелое лицо Алликстера снова повернулось к пузатому бармену: «Триста».

«Двадцать пять франков».

Алликстер скорчил раздраженную гримасу и вышел.

На улице он задержался. Озаренное зимним солнечным светом депо – огромный куб – возвышалось, как утес, над более или менее сомнительными окрестностями Терминала. У основания депо расположились склады – блестящие алюминиевые корпуса, каждый длиной метров четыреста. Грузовики и автоприцепы примкнули к боковым складским воротам, как красные и синие пиявки.

Крыши складов служили разгрузочными площадками – по ним гибкие составные конвейеры перемещали в трюмы воздушных судов продукцию сотен миров. Несколько секунд Алликстер наблюдал за этой деятельностью; он знал, что девять десятых всего оборота грузов экспортировали незаметно по магистралям – на континентальные земные станции и на станции других планет, к далеким звездам.

«Мерзавец!» – отвел душу Алликстер и не спеша направился к транспортному пункту на углу, размышляя о блестящей безделушке. Может быть, следовало продать ее бармену – двадцать пять франков в любом случае принесли бы Алликстеру двадцать четыре франка прибыли. Но он отверг эту мысль. По магистралям можно было пронести не так уж много, и любой уважающий себя контрабандист рассчитывал на приличный доход от рискованного предприятия.

На самом деле хрустальный шарик представлял собой нечто вроде икринки морского животного, выброшенной волнами на розовый пляж… Алликстер не мог припомнить название планеты розовых пляжей, он помнил только адресный код ее станции: 9-3-2. Засунув шарик в карман, он забрался в транспортную капсулу – та повернулась и поднялась в воздух, навстречу солнечным лучам. Алликстер вышел на террасу административного уровня депо.

В нескольких шагах виднелась стеклянная кабинка сидевшего на высоком табурете Сэма Шмитца, диспетчера и бригадира Магистральной службы. Алликстер сдвинул в сторону прозрачную панель стены и дружелюбно произнес: «Привет, Сэм!» У Шмитца было круглое пухлое лицо, раздраженное и легко краснеющее, почти лишенное подбородка и напоминавшее бульдожью морду.

«Алликстер! – поднял голову Шмитц. – Должен тебя удивить. Мы тут наводим порядок. Вы, ремонтники, почему-то вообразили себя аристократами, ответственными только перед Господом Богом. Вы заблуждаетесь. Ты должен был заступить на смену и ожидать вызова три часа тому назад. Шеф уже два часа дышит мне в загривок, требуя, чтобы я прислал механика. И где я тебя нашел? В баре! Я всегда к тебе хорошо относился, но пора бы уже понять, что существует расписание!»

Алликстер рассеянно выслушивал излияния бригадира и кивал, когда это от него ожидалось. Кому еще можно было всучить хрустальный шарик? Может быть, подождать до выходных и отвезти безделушку в Эдмонтон или в Чикаго? А еще лучше припрятать ее, пока не накопятся несколько таких редкостей, и продать всю коллекцию в Париже или в Мехико-Сити – там, где водились лишние деньги. Шмитц прервался, чтобы перевести дыхание.

«Есть какие-нибудь вызовы, Сэм?» – спросил Алликстер.

Реакция диспетчера поразила его. Физиономия Сэма задрожала от ярости: «Какого дьявола! О чем, по-твоему, я говорил последние пять минут?»

Отчаянно пытаясь вспомнить какие-нибудь обрывки фраз, Алликстер почесал щеку, погладил подбородок: «Не успел разобраться во всем, что ты говорил, Сэм. Может быть, полезно было бы повторить… На что они жалуются?»