Пол Андерсон - Билл, герой Галактики (Сборник американской фантастики)

— Нет, — сказал Крейг.

Он с трудом оторвал голову от подушки и сел, опершись о кровать дрожащими руками. Эймс улыбнулась и потрепала его по щеке.

— Ты останешься и будешь бороться за жизнь вместе с нами, да? — спросила она.

— Нет, — сказал Крейг.

— Подумай, парнишка, что ты говоришь! — сказал Барим, с трудом сдерживаясь. — Ведь Красный Зверь тоже может умереть от этой болезни. Наш долг — сделать так, чтобы он умер чистой смертью.

Крейга передёрнуло. Он выпрямился, сидя на кровати и глядя прямо перед собой.

— Я смешаю кровь Красного Зверя с грязью, — медленно чётко проговорил он. — Я смешаю ее с навозом. Смешаю ее…

Кулак Барима рассек Крейгу губу. Побледневший под своим загаром Охотник смотрел па Крейга, отброшенного ударом н подушку.

— Ты спятил, парень! прошептал Багрим. — Но даже сумасшедший не должен говорить такие вещи!

Крейг собрал последние силы и снова приподнялся. Он облизнул разбитую губу, кровь из которой стекала на пижаму.

— Это вы все спятили, а не я, — сказал он. — А я умру вне закона, вот как я я умру Па острове Бертон.

Встретив ошеломлённый взгляд Барима, он добавил:

— Я сменило кровь.

— Молчать! — крикнул Варим. — Ты уже вне закона. Мои люди скоро придут за тобою, чужак.

Тяжело ступая, Барим вышел из палаты. Милдред Эймс последовала за ним.

— Морденец есть морденец, — вздохнула она на прощание, покачав головой.

Крейг опустил ноги с кровати и одернул свою пропитавшуюся потом пижаму. Комната кружилась и плыла. Улыбка Тоямы была как маяк в тумане.

— Стыдно мне, стыдно. Прости нас, Тояма, — сказал Крейг. — Мы только и умеем, что убивать, убивать, убивать…

— Каждый делает то, что должен делать, — ответил старик. — А смерть списывает все долги. Это и будет наш отдых, тебе понравится.

— Мои долги и смерть не спишет. И отдыха она мне тоже не даст — разве я могу отдыхать? Ведь я вдруг понял — клянусь Зверем, теперь‑то я понял! Я понял, как я любил Мидори Блейк.

— Странная это была девушка. Мы с Хелин знали, что и она тебя любит. Когда мы жили на острове Бертон… — Тояма покачал головой. — Но наши жизни — это щепки в водопаде. Такие дела, Рой.

Скоро пришел Джордан в черном защитном комбинезоне. На лице застыла презрительная гримаса. Он резко дернул большим пальцем, указывая Крейгу на дверь.

— Вставай, чужак! — резко произнес Джордан. — Пошли!

Крейг пошел за ним, в пижаме и босиком. Откуда‑то из глубин больницы раздались крики. Кажется, это Кобб, подумал Крейг. Потом они шли по посадочной площадке. Крейгу казалось, что он под водой и идет по дну моря. Они миновали спасательную ракету, которую как раз заправляли перед старики В гравиплане он сел в стороне от остальных. Кобба с ними не было. Раскрасневшийся Уайлд поминутно передергивал и плечами; его глаза сверкали лихорадочным блеском. Гравиплан вёл Джордан. Все молчали. Крейг и не заметил, как они обогнали солнце, он дремал, и перед ним проносились цветные лоскутья снов. Он пришел в себя рано на рассвете, когда гравиплан приземлился на острове Бертон.

Едва держась на ногах, Крейг вышел из гравиплана. В рассветных сумерках танасис покачивался над грудами камней и высокой, по пояс человеку, порослью стоял вдоль тропинок. Было сыро. Фитоны, облепившие стволы деревьев, дергали крыльями я сонно попискивали. Глаза Крейга блуждали. Он чувствовал, что здесь его что‑то ждет: воспоминания, встреча, исполнение, отдых… Крейг сам не знал, что именно, но чувствовал, что оно близко. Уайлд подошел сзади и толкнул его. Крейг отступил я сторону.

— Эй, чужак! — крикнул Уайлд.

Крейг обернулся и увидел сверкающие нездоровым блеском глаза и лошадиную улыбку Уайлда. Потом лошадиные зубы разминулись:

— Я смешаю кровь Мидори Блейк с грязью. Я смешаю ее кровь с навозом. Я…

Тело Роя Крейга вдруг стало сильным и гибким. Он прыгнул и почувствовал, как чужие зубы крошатся под ударом его кулака. Уайлд упал. Остальные морденцы выбрались из гравиплана.

— Право крови! Право крови! — закричал Крейг.

— Право крови! — повторил Уайлд.

Джордан остановил Уилана и Райса. Сила огненной лавой растекалась по жилам Крейга. Уайлд поднялся, сплюнул кровь и: сжал свои огромные кулаки. Крейг шагнул ему навстречу, яростный и неустрашимый. Мир вокруг вращался и кренился, мерцал огоньками, хрипел и изрыгал проклятия, а в центре мира бились Крейг и Уайлд, отвечая друг другу ударом на удар. Крейг чувствовал удары, но не ощущал боли. Он слышал треск собственных ребер. И его тело сотрясалось до самых ступней от ударов, которые наносил он сам. Оба то и дело падали на почерневшие камни, их ноги тяжело переступали, руки переплетались и рвали одежду, из глоток вырывалось хриплое дыхание. Потом они стояли на коленях лицом к лицу и осыпали друг друга ударами кулаков и локтей. Потом туман немного рассеялся, и Крейг единственным зрячим глазом увидел Уайлда перед собой на земле, лежавшего, как груда тряпья. Крейг с трудом поднялся на ноги. Он чувствовал себя невесомым; внутри у него было пусто.

— Право крови, чужак, — произнес мрачный Джордан, выжидательно глядя на Крейга.

— Заберите его, — сказал Крейг и двинулся к ущелью. Не обращая внимания на боль в груди, он шел напрямик через густые заросли танасиса. «Домой! Домой! Скоро буду дома!» — колоколом звенело у него в голове. Назад он не оглядывался.

В тенистом ущелье танасис рос не так густо. Крейг услышал звук падающей воды, и, подобно водопаду, на него обрушились воспоминания. Он обернулся к пруду, чтобы взглянуть на водопад, но не удержался на ногах и упал на колени у знакомого валуна. Крейг знал, что она рядом. Он физически ощущал ее присутствие. Она стала этим местом у водопада.

Солнечные лучи прорывались в ущелье. Лучи плясали по прожилкам кварца и вспыхивали радугами в водяной пыли нал прудом. Фитоны взлетали с призрачных деревьев и кружились в. воздухе еще одной радугой. Какой‑то комок застрял в горле у Крейга, и у него перехватило дыхание. Слезы застилали его единственный зрячий глаз.

— Мидори, — произнес он. — Мидори.

Теперь мысль о ней владела Крейгом безраздельно. Его сердце едва не выскакивало из груди. Все слова куда‑то ушли. Воздев руки, он стал падать в небо и бессвязно кричать. Потом! нахлынула темнота и унесла прочь его невыносимую боль.

Титанические порывы. Набеги ветра. Полет звенящей ярости!

Соединение во тьме. Терпеливые поиски — снова и снова, триллионы раз. Робкое мерцание огоньков — серебряных, зеленых, золотых, алых.

Затишье. Размягчение. Обретение новой формы.

Мерцающее сознание — всепланетное и микроскопическое. И невозможность связать эти крайности. Поток чувств новорожденного божества, которое жаждет познать себя. Бесконечные и мучительные страдания в поисках бытия.