Владимир Алько - Второе пришествие инженера Гарина

Всей команде без четверти 8 вечера было рекомендовано остановить механизмы, если это не было связано с жизнеобеспечением судна, и улечься на матрацы, головою на юго-восток.

Без семи минут – Гарин положил руку на «ключ», – уже в постели особой гидравлической конструкции, в горизонтальном положении. В метре от его лица был вынесен экран осциллографа, где теперь в перекрестии изумрудных линий трепетала «розочка» Рауха. Чуть поодаль, забранный ширмой стол с калькой вместо скатерти, напоминающей штурманскую карту, расчерченную кругами и координатами; крестиком – местоположение «Саале», с векторами предпочтительных углов атаки, рядом пролегла кривая юго-западной оконечности Африки, отдельно – таблицы с колонками цифр и справочными данными. (Все вычисления Радлова).

Гарин в последний раз оглянулся на то, что в округе хромированных стальных направляющих и маятниковой подвески напоминало гигантскую астролябию, – прибор для вычисления азимута по звездам. Но теперь ему предстояло зажечь здесь свою невиданную, феерическую звезду. Гарин дал ход илему – под импульс предварительной компрессии. На следующем этапе – заряд ультралидитта, равный по мощности целому фугасу, готовился сжечь себя в конусе взрывной волны не толще острия булавки. Этим скальпелем предстояло рассечь волосок в 0,001мм. диаметра, – реликт ранней Вселенной. Первичная реакция на это была уже достаточно известна, и все же, – какой судорогой ответит чудо-зародыш на этот раз? Прислушавшись к совету Радлова, дать земной коре время на преодоление своей инерционной массы, без семи минут 8 (местного времени) Гарин выжал рычаг привода синхронизатора. Рождение и смерть воссоединились.

И в третий раз на мир упала Тишина. На этот раз такой плотности, что, казалось, по зарубкам в ней можно было бы подняться на самое небо. Но это стало уже и новое небо, – здесь, в эпицентре событий, это было точно так. Самолетик-амфибия завис, будто вмерзший в ледяной чертог; в паузе-безвременье не обрываясь вниз и не устремляясь вперед. Но вот теневой пропеллер вынес машину, и биплан лег на свой первый вираж облета заданной акватории океана.

Была ли этому секунда? Если и была, то опять, скажем, та минус-мнимая, когда перед человеком проносится вся его жизнь. И опять многие тогда поверили в свою возможную гибель. Но вот что любопытно: более всего странного было то, что не случилось многое из того, что могло бы произойти, – по-своему, разумеется, так, как если бы многие причины не были бы развязаны, а следствия выявлены. Но это была лишь пауза: далее последовал «нормальный» срыв событий и связей. Ближе к нашему повествованию, когда Гарин выжал приводной рычаг, произошло следующее: как ни концентрированно узок был гравитационный шнур по выходу из реактора, но тот столб океанической воды, что он прошил за пределами корпуса корабля, подвергся мгновенному колоссальному уплотнению, исходя из миллионнократно возросшей своей тяжести. Вода, в принципе не подверженная сжатию, в те же миллисекунды, как прекратился обжимающий эффект гравитационного импульса, высвободила всю аккумулированную энергию, подобно освободившейся пружине, и сравнимо с взрывом. Этого не могли предвидеть ни Гарин, ни Радлов. Зона расширения, принявшая поначалу форму воронки, затем вынеслась гигантской стеной волны, к счастью на достаточно глубоководном месте. Корабль качнуло с креном по самый фальшборт. «Саале» приняла на себя опрокидывающий момент в 36 градусов, изрядно черпнув воды, чтобы затем выпрямиться подобно матрешке со свинцовой пяткой. Два человека из команды (пренебрегшие распоряжением Гарина) перекатились с левого борта на правый, через весь спардек, между ходовым мостиком и помещением первого класса, и бесследно исчезли в водовороте.

Но что это еще были за события, и что за жертвы!

Приходской священник, отец Магрит, возвращался в небольшой городок, в 16 километрах от Порт-Ноллот, после посещения им местной епархии. За десять минут до того, как его вместимая моторная лодка покинула причал, море было спокойно, воцарился тихий, ясный вечер, когда день еще не угас, а ночь была близка. Не успела лодка святого отца выйти на большую воду, как он ощутил сильную вибрацию корпуса, которую трудно было списать за счет двигателя. Тогда же, приблизительно в ста метрах от берега, поднялось волнение, настолько сильное, что отец Магрит был вынужден выключить мотор, чтобы через минуту включить его снова. Пропутешествовав, таким образом, километра четыре по странной – «набекрень» – воде, он, к своему неописуемому удивлению, стал замечать первые признаки отмелей. Море, казалось, отходило, как во время отлива, – да так оно и было. Этот, с позволения сказать отлив, сменился таким же странным приливом, – когда вода резко пошла на подъем, расстилаясь каким-то негибким и жестким пледом погромыхивающим, будто листовое железо и все пухнущим. (Гул, тем не менее, был отдаленный и напоминал приближение к железнодорожной станции чудовищного броненосца). Быстро прибывающая вода превысила уже на метр норму, через две-три минуты – высоту человеческого роста, и все прибывала…

Стоящие к тому времени на рейде Порт-Ноллота три судна сорвало с якоря, причем «Сен-Филиберн», водоизмещением в три тысячи тонн, пронесся над бетонной набережной порта и только следующий оглушительный и мерзкий отлив моря (такой же стремительный, как и прилив), похожий на звук чмокающей, всасываемой в патрубок воды, вынес судно обратно в океан, но, увы, для своей быстрой, неотвратимой погибели.

Отец Магрит, которому в ту ночь предстояло пережить прямо-таки библейские ужасы и видения, все еще не решался покинуть бесполезную теперь лодку и отправиться в путь по морю «яко посуху». Он закрепился где-то в двадцати метрах от берега, на песчаной косе, среди подрагивающих желеобразных медуз, морских звезд, водорослей, – со смирением Ноя, всматривающегося в морскую даль и уже предчувствующего мировой потоп.

Небо на то время было безучастно ясное; звезды только ожесточали тревогу преподобного отца, вселяя в него дрожь, озноб и немочь. Минутами на него нападала такая слабость, что в пору было упасть ничком на дно лодки, зажав нос и уши, так как давно уже им ощущалось неприятное, обжимающее давление воздуха, сопровождаемое близкими пушечными залпами.

Но вот, наконец, вымахнуло… оное :

Это была почти отвесная стена воды высотой более двадцати метров, в своем продвижении сопровождаемая гулом, ревом и напоминающая вздыбившийся из океана Ниагарский водопад, с грохочущей, вспененной белой короной, с водоворотами, в которых переламывались стволы деревьев, обломки скал, щепы кораблей… и самый дневной свет, вынесенный из-за горизонта столь ужасной силой, придавал волне металлический и роковой отсвет падающей плахи. Воздушная волна, которую гнала перед собой эта стена воды, имела характер и мощность бесконечно длящихся бомбовых ударов и наперед всего выламывала двери жилищ, валила опорные столбы электропередачи, ломала лес, убивала людей…