Александр Лобанов - Рокировка с прошлым

– Это нужно мне. Это по совести, – насупился я и возобновил работу, не намереваясь продолжать спор.

– Жизнь – игра, а совесть – главное правило. Никогда не видел такой убежденности! Восхитительно…

– Дорогой, так нужно радоваться за господина Юрия. Сильная воля в наши дни редкость! – Лорн подключилась к делу, Ускорение Локального Времени на порядок улучшило эффективность работы Рейма.

– Воля – способность сознательно управлять эмоциями и поступками. А состояние, когда субъективное ставится выше объективной логики…

– Самообман? Но, милый, насколько помню, ты всегда считал, что если ложь – искусство, то самообман – дар. Дар обмануть себя так, чтобы не только поверить, но и сделать обман правдой. Или что-то не так? Чувствую, ты боишься за нашего друга.

– Необыкновенная моя, не понимаю! Воля, самообман… не важно, главное, подобное должно приносить либо пользу, либо удовольствие. Какая выгода в спасении этих людей? Какое удовольствие?

«Нет героев, нет злодеев, сплошные дураки, каждый по-своему», – слова его превосходительства с новой силой отозвались в моей душе.

Вода начала закипать, теперь Рейм устроил рыдвану техосмотр. Не желая вмешиваться, я примеривался к металлической створке ворот.

– Умница мой, просто прими: не все подчиняется разуму и логике. Основная причина стремления обмануть себя – чувства. Любовь. Ненависть. Страх. Горе… всего не перечесть.

– Бесподобная, думаешь все из-за чувств?

– Свет души моей, только вспомни несчастную, чей муж должен погибнуть! Побои. Унижения. Травмы сына. Терпеть годами… Если бы не самообман: «любовь к мужу», «все ради семьи» и прочая набожная глупость – давно могла бы спастись. Только она на что-то надеялась… – В устах девушки последнее слово прозвучало словно ругательство.

– Все же нет, прелестная! Считаю, чувства – лишь катализатор. Истинная причина самообмана – использование недостоверной информации или ее отсутствие. Порой мне кажется, что личность человека – сложный самообман, сплетенный из знаний, полученных в младенчестве, когда закладываются основы, и разумный не способен отличать истину от лжи. Мораль, совесть, этика – интерпретация опыта, заложенного в основы. Как интерпретируем мир! Ведь как меняется мир, так меняются понятия о добре и зле. Когда-то убийства и рабство являлись нормой, теперь – зло, осуждаемое просвещенным обществом. Моральный вопрос десятилетия: права женщин, малых народностей и селян – должны ли они уравняться в правах с нормальными людьми? Что же дальше? Уход от монархии, как у просвещенных Последних или безумцев с СДО? – Голос опал серым листом, а Рейм скривился, словно от чего-то приторного.

– Рейм! Незабвенный! – мягкий, но настойчивый окрик заставил парня вздрогнуть.

– Что? Опять теряюсь в мыслях на ходу? Прошу прошения, сердце мое. На чем остановились? Ах да! Ты вспомнила несчастную «вдову» и ее «надежду». Но разве «надежда» не есть отсутствие понимания, что жизнь можно изменить своими силами, стоит начать действовать? Разве «надежда» не основывается на впитанной с молоком матери «расхожей истине», что мир жесток, от человека ничего не зависит, и никто не поможет. Брат не примет блудную сестру. Соседи не вступятся за женщину, не рискнут выступить против жестокости. Закон же, похоже, просто не принимают всерьез.

– Возможно, впрямь господин Юрий не понимает, на что идет: действия спасенных и их окружения, все события – окажутся на его совести! – Девушка поежилась. – Но, единственный мой, как помочь нашему другу? Как уничтожить запреты совести, дивный мой?

– Милая, свободу воли еще никто не отменял. Давай доверимся товарищу и поддержим в решении. Юрий нуждается в возможности прочувствовать, к чему приведет «совесть». Первое правило.

– Тогда стоит позвать господина Юрия, драгоценный. – Девушка, приложившись губками к пальцу, бережно стерла со скулы Рейма налипшую грязь. – Пора выдвигаться. Осталось не больше двадцати минут…

Самоходная тележка загудела. Перед паровиком возник световой туннель, пробивший тьму ночи и бури на два десятка метров. Фары!

Я молчал. Створка со смачным хлюпаньем рухнула в грязь. Я понимал, к чему был нарочито громкий разговор, и молчал… Стряхнув с пальто остатки воды, рухнул в кресло водителя. Все равно Рейм логичен, а я не могу поступить иначе. На заднем сиденье уже устроились временщики, а между ними покоится заветный брезентовый сверток.

Оглушенный мужичок у стены завозился, собираясь приходить в сознание. Я поддал пару и рвануть в ночь. Вспышки молний. Грохот грома сотрясал мир. Гибель света в каплях дождя ослеплял гротескным стробоскопом. Вокруг непроглядная чернота. На сознание давила канонада грозы. Нужно маневрировать. До рези в глазах вглядывался в мимолетно возникающие и исчезающие призраки предметов. Мир тонул в грохоте. Постоянном. Вездесущем. Давящем грохоте. И снова тьма…

Хотя сильнее всего угнетала тишина в мягком, теплом и уютном салоне. Тишина недосказанности накануне решающего действа.

– Мадемуазель Лорн. Рейм, мой друг. Позвольте прояснить вопрос? – раздалось едва различимо с моей стороны.

– Что угодно, друг мой! Всегда рады оказаться полезными.

– Спасибо. Вы честно пытаетесь помочь мне не совершить ошибку. Но почему вы сами настолько упорно стараетесь отстраниться от битвы? Вы – временщики – сильные мира, воплощение божественного, как считают многие. И не говорите про правила, для вас это лишь предлог. Что вами движет?

– В том проблема, господин Юрий, нами ничто не движет – мы уже проиграли эту битву, – охладил накал страстей размеренный голос Лорн. – Нас сделали оружием, а оружие не рассуждает, оно выполняет приказы. Для нас высшее везение – выбрать, по чьей воле действовать.

Автомашина дрогнула, зацепив боком смутную тень постройки.

– Господин Юрий, надеюсь, вы не разделяете мнения обывателей о нашем всемогуществе?

– Не бойтесь. Я достаточно знаю о временщиках, чтобы не обманываться вашей силой. Хотя отрицать, что вы сильнее пространственников или Последних, тоже глупо. Это не самообман. Хотите знать почему? Знание прячется в безмолвии. Но слова горят огнем чувств. Вас считают всемогущими не за возможность повелевать временем, а за власть над памятью, вы решаете, что люди запомнят и сделают, а что нет. В вашей воле выбирать, какая память отразится в истории. Поэтому обыватели боятся и почитают вас, а способные помнить Ветви Времени – завидуют.

В небе расцвела очередная молния. Я обнаружил, что мы мчимся уже по полям. Грязь фонтанами летела из-под колес, вода стекала по лобовому стеклу так, что казалось, мы плывем. Шансы завязнуть и утонуть равнялись возможности перевернуться. Битва со стихией и игра разума в разгаре – от того, сумею ли я прорваться к сути, зависят жизни, но непонятно, стоит ли это того, чтобы изменять себе?