Ян Вайсс - Фантастика чехословацких писателей

Кто сможет упрекнуть меня в том, что я, не извинившись, бросил дочь своего руководителя, когда передо мной возникла реальная возможность приобрести столь оригинальную обезьяну – скорее это даже человек или, вероятнее всего, какой-нибудь редкий экземпляр человеко-обезьяны, которая еще бог весть когда попадет к нам в

Северную Чехию?

– Вам меня не убедить, – это не шимпанзе, – с раздражением заявил я Кноллю. – Я совершенно уверен – посмотрите на его подбородок, форму черепа, на надбровные дуги. И вообще это не обезьяна.

Кнолль не удивился.

– Знаю, – ответил он и потянулся, сидя в своем цирковом фургоне. На столике стояла бутылка рому. – Знаю, –

повторил он. – А вам не приходит в голову, что не вы первый обращаетесь с этим ко мне. Но до сих пор никто ничего не доказал...

– И все же доказать нетрудно. Достаточно посмотреть на строение его ног, calcaneus и особенно на ступни.

– А как вы собираетесь на все это посмотреть? Я вас и близко к нему не подпущу. Когда профессор Пфермейер из Гейдельберга попытался к нему подойти, тот свернул ему нижнюю челюсть. Господину Райту из Манчестера он чуть ли не отгрыз все предплечье – вы бы видели его зубы! А господину Хаасе повредил позвоночник! Эта сволочь не любит людей. Но мне он нужен. Он спасает наш цирк от разорения. Сейчас кризис, мой друг, и я готов демонстрировать кого угодно – хоть безобразных уродов, хоть небесных ангелов, – мне все равно. Я своего Тарзана использую в коммерческих целях, и поэтому все законы на свете на моей стороне. Они будут охранять меня от любых придурковатых ученых! Если вам не нравится, я вас не задерживаю. Попытайтесь его сфотографировать; большой пользы это вам не принесет, потому что он хочет быть обезьяной, хочет быть шимпанзе и делает это так хорошо, что никто мне ничего не докажет. .

Владелец цирка рассмеялся, он был уже как следует пьян. Видимо, до сих пор дела в его цирке шли не так уж плохо, раз хватало денег на выпивку.

– Но если вы хотите испытать, милостивый государь. .

– робко заговорила жена Кнолля, еще минуту назад выступавшая в качестве укротительницы львов.

– Что испытать? – рявкнул Кнолль и зло посмотрел на свою жену. И укротительница львов здесь, в фургоне, сразу же превратилась в кроткую голубицу, в послушную жену, которая стала успокаивать своего мужа, забегала вокруг него, будто над ее головой защелкал тот самый бич из толстой кожи, каким она каждый вечер укрощала в клетке царя зверей.

– Что испытать?! – снова рявкнул Кнолль, рявкнул погромче, чем лев. – Хочешь, чтоб на нас обрушились несчастья? Да разве ты, корова, не знаешь, что все эти сумасбродные ученые в конце концов с нами судятся? За свои травмы они требуют денежной компенсации и готовы на тяжбу ухлопать все свое состояние. Эх ты, курица безмозглая!

И в адрес укротительницы понесся поток изощренных ругательств, в которых фигурировали уже не только домашние животные. Я выбежал из фургона, а владелец цирка хриплым голосом все еще перечислял мне вслед названия разных пород и семейств, известных в зоологии.

Снаружи никого не было видно. Вокруг стояли запертые темные фургоны. Большинство их обитателей находилось на арене. Время от времени до меня доносились возгласы зрителей или ржание коней в стойлах. Должно быть, выводили белых лошадей. Я раньше не обращал внимания на то, что у них есть такие лошади.

Ориентируясь по запаху, я без труда добрался до клеток. В первой при лунном свете я увидел того единственного льва, изображение которого украшает цирковые афиши. Он был уже довольно стар и лыс. И сейчас, во сне, он время от времени терся о решетку, потому что его мучила парша.

В следующей клетке помещались шакалы. Как ни странно, но их не мучила парша. Стоило, однако, шакалам меня увидеть, как они начали рычать. Оно и понятно: эти шакалы были подозрительно похожи на собак. Какая-то помесь волка с догом. Здесь, вблизи, я не мог ошибиться.

«Хороши шакалы, ничего себе. Лучше бы ты тех шакалов привязал к конуре, – подумал я. – В общем, каков поп, таков и приход! Обман на обмане».

Пройдя мимо нескольких пустых помещений, мимо ящика со змеей, я наконец увидел совсем в стороне обезьянью клетку. Она была оборудована, как все обезьяньи клетки на свете. Зеркальца, лесенки, велосипед и разноцветные лоскутки, будто здесь содержат обыкновенных мартышек или павианов.

Обезьяна, а точнее, неизвестное существо, покоилось в углу клетки, лицом к стене. На руках у нее были цепи, какие прежде надевали заключенным, а на ногах – большое чугунное ядро, знакомое мне только по истории средневековых тюрем. А ведь никто во всем мире так не заковывает обезьян! Все эти металлические приспособления предназначены исключительно для людей.

Как-то Гильда велела купить для нее мятных конфет. И

теперь их у меня был полон карман. Я вытащил конфетку, развернул ее и, причмокивая, демонстративно стал сосать, а в конце концов бросил ее в клетку. Разумеется, все это время я посматривал по сторонам, как бы не появился управляющий или кто-нибудь из служителей. Казалось, все было спокойно. И только этот Тарзан – так его называли – лежал в углу, куда не падал свет луны, и не проявлял никакого интереса к моей конфете.

Я снова причмокнул и на этот раз бросил в клетку целую горсть конфет. При этом я заговорил и стал его нахваливать... – Послушай, добрейший. . Brav.. Nice...

Pocem, Kommher, Come... – пытался я привлечь его внимание, говоря на разных языках.

Но он даже не шелохнулся, пока я не стал тыкать его палкой. Так обычно обращаются со зверями. Если они не слушаются по-хорошему, им делают больно. Неподалеку лежал какой-то прут.

Но едва я к нему прикоснулся, как Тарзан вскочил, словно черт, стал на задние лапы, – собственно, на ноги –

и начал колотить себя в грудь, как это обычно делают одни лишь обезьяны.

Распространено мнение, что так поступает только горилла, но Шейнфурт, как и Пасхен, прославленный в прошлом веке охотник на обезьян, свидетельствует, что и взрослый шимпанзе может готовиться к схватке точно таким же образом.

Неожиданно Тарзан бросился на решетку с такой силой, что закачалась вся клетка. Я не успел отскочить, и ему удалось разорвать мой рукав и даже немного поцарапать меня. При этом он так перебрасывал десятифунтовый груз, который ему привязали к ногам, точно это был футбольный мяч.

В цирке, очевидно, уже знали его повадки. Из фургона выскочил хозяин, из будки служители и официанты, прибежала даже укротительница львов со своим ременным бичом. Она сразу же напустилась на Тарзана, но не успела его усмирить.

Зрители высыпали из цирка, стали ее ругать, некоторые дамы громко визжали, другие осуждали нас за жестокость. По всему было видно, что я сорвал представление.