Ян Вайсс - Фантастика чехословацких писателей

Как знать, может быть, у них и электричества-то нет.

Нам оставалось только систематизировать материалы, которые мы собрали, облетев несколько раз вокруг планеты, и доставить их в Институт космоса для сравнительного изучения цивилизаций. Да еще зарегистрировать некоторые сведения для Службы галактической информации –

одна из референток этого учреждения всю дорогу приставала к нам с какими-то глупыми вопросами.

А затем вылететь по направлению к самой Звезде, чтобы выяснить причины ее предстоящей вспышки и превращения в Новую. Вот эта-то попытка и привела нас к катастрофе. Масса Звезды уже начала меняться, мы не заметили, что ее температура повысилась, и когда включили моторы для старта, произошло замыкание, отказал регулятор.

Мы превратились в вечный спутник Третьей планеты.

Немедленно была объявлена тревога. К таким событиям мы привыкли и не сразу осознали грозящую нам опасность. Отказал регулятор, что ж, исправим его, невелика беда.

– Через тридцать часов сможем вылететь, – самоуверенно заявил инженер и вдруг побледнел.

– Тридцать часов! – вздрогнул я. За это время все планеты Звезды превратятся в раскаленные пары металлов. А

мы – спутник одной из них.

Командир собрал нас в зале заседаний. Распределил задания, отдал приказы; в ремонте регулятора должны были участвовать все.

– Неужели вы не понимаете, что это напрасный труд? –

крикнул я, увидев, какие у всех деловые, торжественные и строго официальные лица. – Зачем ремонтировать регулятор, если через несколько часов он испарится вместе с нами? Зачем заниматься бессмысленной работой? – Голос у меня дрожал.

– А что вы предлагаете? – спросил командир. – Остается только работать как положено.

– Надеяться на чудо?

– Никто не верит в чудеса, – нетерпеливо нахмурился он. – Я полагал, что в школе вам объясняли, как нужно себя вести в случае опасности.

– В школе нас уверяли, что полеты на ракетах абсолютно безопасны, что мы живем в эпоху, когда Вселенная давно покорена, в эпоху Галактического сообщества, когда никто не умирает зря или по глупости своих начальников...

Я пришел в отчаяние, оскорблял его, готов был разрыдаться. Мне не исполнилось и двадцати, у меня еще нет детей, меня ждет мать, и мне казалось непостижимым, что люди когда-то умирали, едва достигнув ста шестидесяти лет. Как глупо, как нелепо это было! А сейчас по вине каких-то дураков...

– Я не хочу умирать! – кричал я. – Не хочу!

Он подошел ко мне и кивнул остальным. Они быстро удалились, будто еще имело смысл спешить. Я их не понимал, они казались мне безумцами.

– Все это было лишь испытанием, дружок, – отеческим тоном сказал он, чуть ли не поглаживая меня по шлему. –

К сожалению, вы не выдержали его. Придется перевести вас на пассажирские линии.

– Неужели?! – воскликнул я. Когда-то устраивали такие странные испытания, чтобы отобрать для важных заданий самых подходящих людей. – Вы хотите сказать, что эта Звезда не вспыхнет, не превратится в Новую, что мы прилетели сюда не для того, чтобы спасти разумные существа, что все это комедия, которую разыграли из-за меня, чтобы выяснить, пригоден ли я для участия в ответственных исследовательских полетах?

Он кивнул. Я покраснел.

– Тогда я понимаю, почему все так спокойны. Хотелось бы посмотреть, как бы они вели себя, окажись все это явью, если бы им грозила смерть. Уверен, что кричали бы так же, как и я.

Я просил извинить меня. Жалел, что не выдержал испытания. Командир дал мне труднейшее задание: пришлось работать в скафандре на внешней стороне ракеты без связи с остальными. Неподалеку от меня работала Зи.

Сначала мне было немного стыдно. Я уже давно ухаживал за ней и понимал, что сегодняшним поведением уронил себя в ее глазах. Она строга. Легко осуждает. Я

улыбался ей сквозь толстый, прозрачный шлем, помогал чем мог, носил за ней мелочи, которые она оставляла.

Притяжение здесь было незначительное; казалось, что я и сам бы смог толкнуть нашу ракету на нужную орбиту.

А потом сомнения снова закопошились во мне. Если это было только испытанием, то почему же оно продолжается? Почему мы не стартовали сразу после моего провала?

Я хотел спросить Зи, но не мог, пока не пришла смена.

Это были два общепризнанных остряка, два приятеля из

Черного квадранта. Я ждал шуток, но они молча схватили наши инструменты и принялись за работу, торопясь как на пожар. Да, над нами и вправду пылала наша Звезда.

– Прости, я понимаю, как все это серьезно, я вел себя ужасно, вижу, как мужественны остальные, мне стыдно, Зи... – говорил я, помогая ей снимать скафандр в каюте.

– Я тоже боюсь, – прошептала она.

Так, значит, это все-таки правда, командир обманул меня как мальчишку.

– Значит, я умру?!

– Все мы умрем.. – ответила она.

Лгун! Разыграл передо мной комедию, как врач перед смертельно больным, как герой перед трусом. Мне хотелось побежать к нему, но я остановился. Что ему сказать?

Он тоже погибнет. В чем его упрекать? Намерения у него были хорошие.

Я бросился в объятия Зи. Мы не были близки раньше, она этого не допускала.

– Теперь я понимаю, почему когда-то прибегали к наркотикам, – сказал я через некоторое время, когда мы лежали рядом, вслушиваясь в гудение конденсированного воздуха в вентиляторе. – И мне хотелось бы сейчас принять что-нибудь успокаивающее, какую-нибудь таблетку или микстуру, которая взбодрила бы меня. Послушай, ведь мы знаем, где аптечка. Давай опередим смерть, умрем вместе счастливо и спокойно, избегнем чудовищной температуры этой страшной Звезды. .

Зи отодвинулась от меня.

– Ты болен? Это было бы предательством. Дезертирством... Мы с самого рождения знаем, что умрем, но никто из-за этого не кончает жизнь самоубийством. Командир отдает приказания не потому, что ему больше нечего сказать. Экипаж любого корабля во Вселенной повел бы себя точно так же, никогда ни у кого не было другого выхода.

Мы рождаемся и умираем, но пока живем, думаем о работе, о пользе, которую можем принести, о своем назначении. Другого решения нет. Не помогут ни религиозный дурман, ни самоубийство, ни обжорство. Ты рассуждаешь, как дикарь или безумец, будто ничего не понимаешь.

Конечно, Зи была старше меня, но я терпеть не мог нравоучений. Она рассуждала так, словно ей было безразлично, умрет ли она, словно с самого рождения знала, что подле Третьей планеты ее сожжет Новая Звезда, словно наблюдала сама за собой со стороны. Неужели ей не страшно?

Мы поссорились. Она хотела вызвать ко мне врача.

Это, мол, распад личности. Будто неестественно, что я хочу видеть ее и свою мать, хочу еще долго наслаждаться любовью к ней, совершать далекие путешествия по Вселенной и отличиться, не хочу так глупо, так бессмысленно погибнуть.