Питер Уоттс - Бетагемот [сборник litres]

– А если они ни к чему не придут?

– Возможно, он был здесь с самого начала. А мы его просто не заметили. – Седжер, словно не доверяя собственной версии, мотает головой. – Мы ведь немножко спешили.

– Спешили, но не настолько. Прежде чем выбрать участок, мы проверили каждый источник на тысячу километров отсюда, разве не так?

– Кто-то проверял, да, – устало говорит Седжер.

– Я видела результаты. Они убедительны. – Роуэн, кажется, беспокоит не столько появление Бетагемота, сколько мысль, что разведка дала сбой. – И с тех пор ни один отчет ничего не показывал… – Спохватившись, она перебивает сама себя: – Ведь не показывал, Лени?

– Нет, – говорит Кларк, – ничего не было.

– Ну вот. Пять лет весь район был чист. Насколько нам известно, чисто было на всем глубоководье Атлантики. И долго ли Бетагемот может выжить в холодной морской воде?

– Неделю-другую, – подсказывает Седжер. – Максимум месяц.

– А сколько времени потребовалось бы, чтобы его донесли сюда глубоководные течения?

– Десятки лет, если не века, – вздыхает Седжер. – Все это известно, Пат. Очевидно, что-то изменилось.

– Спасибо, Джерри, просветила. И что бы это могло быть?

– Господи, чего ты от меня хочешь? Я тебе не океанограф. – Седжер вяло машет рукой в сторону аналитиков. – Их спрашивай. Джейсон прогоняет эту модель уже…

Джейсон обрушивает на экран поток непристойностей. Экран в ответ огрызается:

ЕДИНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ ПОЛУЧИТЬ НЕВОЗМОЖНО.

ДОВЕРИТЕЛЬНЫЕ ПРЕДЕЛЫ ПРЕВЫШЕНЫ. ДАЛЬНЕЙШИЙ ПРОГНОЗ НЕНАДЕЖЕН.

Роуэн, прикрыв глаза, начинает заново:

– Ну а в эвфотической зоне [6] Эвфотическая зона – верхняя толща воды крупного водоема, в которой благодаря солнечному освещению имеются условия для фотосинтеза. он способен выжить? Там ведь теплее, даже зимой. Может, наши рекогносцировщики подхватили его наверху и занесли сюда?

– Тогда бы он и проявился здесь, а не над Невозможным озером.

– Да он вообще нигде не должен был прояв…

– А если это рыбы? – перебивает вдруг Лабин.

Роуэн оборачивается к нему.

– Что?

– Внутри организма-хозяина Бетагемот может существовать неограниченно долго, так? Меньше осмотический стресс. Потому-то, в общем, он и заражал рыб. Может, его к нам подвезли?

– Глубоководные рыбы не рассеиваются по океану, – возражает Седжер, – а просто околачиваются возле источников.

– А личинки в планктоне?

– Все равно не сходится. Не с такими расстояниями.

– Не в обиду тебе, – произносит Лабин, – но ты медик. Может, спросим настоящего специалиста?

Это, конечно, шпилька. Когда корпы составляли список допущенных на ковчег, ихтиологи даже не рассматривались. Но Седжер лишь качает головой:

– Они бы сказали то же самое.

– Откуда тебе знать? – с неожиданным любопытством интересуется Роуэн.

– Оттуда, что Бетагемот большую часть земной истории был заперт в немногочисленных горячих источниках. Если он способен распространяться с планктоном, зачем было так долго ждать? Он бы захватил весь мир сотни миллионов лет назад.

В Патриции Роуэн что-то меняется. Кларк не вполне улавливает, в чем дело. Может, сама поза. Или ее линзы вспыхнули ярче, словно интеллект, блестящий в глазах, перешел на скоростной режим.

– Пат? – окликает ее Кларк.

Но Седжер вдруг как ошпаренная срывается со стула, повинуясь прозвучавшему в наушниках сигналу. Прикасается к запястнику, подключая его к сети.

– Выхожу. Задержи их. – И оборачивается к Лабину с Кларк. – Если действительно хотите помочь, давайте со мной.

– В чем дело? – спрашивает Лабин.

Седжер уже на середине пещеры.

– Опять идиоты, не способные ничему научиться. Вот-вот убьют вашего друга.

По всей «Атлантиде» встречаются линии – четырехсантиметровые бороздки, словно кто-то равномерно прошелся по всему корпусу цепной пилой. С обеих сторон они обозначены предупредительной разметкой с диагональными полосками, и если посмотреть вверх, чуть отступив от них, то видно, зачем: в каждом проеме расположены опускные переборки, готовые упасть ножом гильотины в случае пробоины. Эти границы очень удобно использовать в качестве линий на песке, разделяющих противников. Таких, например, как полдюжины корпов, замерших перед пограничной чертой – у них хватает ума или трусости не лезть вперед. И как Ханнук Йегер, беспокойно приплясывающий по ту сторону полосатой ленты, не подпуская их к лазарету ближе чем, на пятнадцать метров.

Лабин расталкивает перетрусивших корпов плечом. Кларк, хромая, движется за ним по пятам. Йегер приветственно скалит зубы.

– Все веселье за четвертой дверью слева.

Его закрытые накладками глаза щурятся при виде корпов, сопровождающих пару.

Кларк с Лени проходят мимо. Двинувшуюся следом Седжер Йегер хватает за горло.

– Только по приглашениям!

– Ты же не… – Йегер усиливает хватку, и голос Седжер превращается в шепот. – Ты хочешь… Джину смерти?

– Это что, угроза? – рычит Йегер.

– Я его врач!

– Пусти ее, – велит Кларк. – Она может понадобиться.

Йегер и пальцем не шевелит.

«Вот черт, черт, – думает Кларк, – он что, на взводе?»

У Йегера мутация, переизбыток моноаминовой оксидазы в крови. От этого нарушается баланс элементов в мозгу – тех, что удерживают человека в равновесии. Начальство встроило ему компенсирующий механизм – в те времена, когда такие вещи еще допускались, – но рифтер как-то научился его обходить. Бывает, он нарочно так себя заводит, что хватает чьего-то косого взгляда, чтобы сорваться. В таких случаях уже не важно, друг ты или враг. В таких случаях даже Лабин принимает его всерьез.

Вот как сейчас.

– Пропусти ее, Хан. – Его голос звучит спокойно и ровно, тело расслаблено.

С другого конца коридора доносится стон – и что-то с шумом ломается.

Йегер, фыркнув, отталкивает Седжер. Та с кашлем приваливается к стене.

– Ты тоже с нами, – обращается Лабин к Роуэн, которая скромно держится за полосатой лентой. И к Йегеру: – Если ты, конечно, не против.

– Дерьмо, – сплевывает Йегер. – Да плевать мне.

Он сжимает и разжимает кулаки – судорожно, словно под током.

Лабин кивает.

– Иди, – небрежно бросает он Кларк. – Я помогу Хану держать оборону.

Это, конечно, Нолан. Кларк, подходя к медотсеку, слышит ее рычание:

– Ах, так ты еще и обделался, чертов педик…

Кларк протискивается в люк. В ноздри бьет кислая смесь страха и фекалий. Да, Нолан, и на подмогу вызвала Кризи. Кляйн отброшен в угол, избит и весь в крови. Может, пытался встать на пути, а может, Нолан пыталась его вынудить.

Джин Эриксон наконец-то пришел в себя и скорчился на столе, как зверь в клетке. Растопыренными пальцами он упирается в изолирующую пленку, и та растягивается, будто невероятно тонкий латекс. Чем сильнее рифтер напирает, тем больше сопротивление: он еще не до конца вытянул руку, а мембрана уже достигла максимальной прочности – вдоль линий сопротивления расцветают маслянистые радуги.