Евгений Дрозд - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

Прошло всего несколько дней со дня смерти светловолосой Николь, когда я увидел в дворцовом парке в снегу под каким-то деревом детскую коляску Андреаса. Густыми хлопьями падал снег. Мне показалось, что Андреас сидит в ней окоченевший и безжизненный. Но он был жив. Мальчик разорвал на куски свое одеяло опухшими и покрасневшими от мороза руками и сплел из этих лоскутков толстую веревку. Заметив меня, он судорожно спрятал ее и ненавидяще уставился на меня. У Андреаса было умное лицо. Меня поразили его длинные ресницы.

— Тебе нельзя здесь оставаться, — начал я.

— Я позабочусь о том, чтобы исчезнуть отсюда, — ответил он угрюмо. — Только вот окоченели от холода руки.

. — Может быть, тебя куда-нибудь отвезти? — предложил я. — Только домой я тебя не смогу взять, не позволят родители.

— Нет, — отрезал Андреас, — я не войду в ваш дом, даже если вы пожелаете, чтобы я жил с вами. Теперь уже нет. Если хочешь помочь мне, пожалуйста! Перекинь веревку через вон ту ветку!

Он достал спрятанную веревку и поднял ее над собой. Должно быть, мальчику потребовалось много времени, чтобы порвать ткань и сплести такую длинную веревку. Я перебросил ее через сук и отдал оба конца Андреасу. Тот приподнялся и завязал петлю. Я пытался понять, что же он задумал. И до меня дошло лишь в тот момент, когда мальчик просунул голову в петлю.

— Ты с ума сошел! — заорал я и сдернул с его шеи веревку.

Я стоял возле коляски, зажав между коленями ведро, в которое должен был набрать чистого снега для стирки белья, и смотрел в сторону. Снежинки залетали мне за шиворот.

— Когда взорвалась бомба, я лишился обеих ног, — вдруг заговорил Андреас, — вся семья погибла в первую же секунду, только мне не повезло… Светловолосая Николь знала меня раньше, жила через два дома от меня. Она меня перевязала, как могла, посадила в коляску своей мертвой сестры и катила до самого Шевенборна. Без нее я не вижу смысла жить. Кто захочет ухаживать за мной? Или я должен ждать, пока подохну с голоду? Три дня я ничего не ел, лишь лизал снег… Сделай одолжение. Всю вину я беру на себя. Тебе только нужно вытащить из-под меня коляску…

Я думал. Стоял, покусывая губу, и размышлял, не лучше ли мне смыться. Но это был бы самый омерзительный выход. И я попытался оттянуть решение.

— Ты веришь, что после смерти человек встречается со своими близкими? — спросил я.

— С моими родителями? — мрачно произнес он. — Я не хочу их видеть. Пошли они к черту! Они палец о палец не ударили, чтобы спасти нас от гибели. Зачем они вообще произвели нас на свет, если им было плевать на нас?

Петля покачивалась между нами, на нее садились снежинки.

— Я сижу в собственном дерьме, — продолжал Андреас. — У меня все болит. Она мыла, одевала меня в чистое и кормила. Ее больше нет со мной. Ты не можешь себе представить, что я хочу покончить влачить жалкое существование, да? Но это же больше не жизнь! Прошу тебя!..

Мальчик снова схватился за петлю. На сей раз я не вырвал ее из его рук. Он поблагодарил меня и надел ее на шею.

— Готово, — уже спокойно сказал Андреас. — Только ты должен хорошенько пнуть, ладно?

Я сглотнул и изо всей силы ударил ногой по коляске. Она отлетела в сторону, а я побежал прочь и только в конце парка оглянулся. Андреас все еще покачивался в петле.

…Спустя пару часов я вернулся и снял его. За это время мальчик окоченел. А детскую коляску еще никто не нашел. Она опрокинулась и лежала, припорошенная снегом. Был виден лишь маленький холмик снега. Андреаса я положил в коляску. Он был не тяжелым. Коляску я докатил почти до леса на другой стороне города. По дороге повстречался с фрау Кернмайер, которая была нагружена дровами. Она спросила, что я везу. Я соврал, что везу мусор. Слава Богу, фрау Керимайер не заглянула под навес. Тогда бы она наверняка спросила, зачем я утруждаю себя заботой о чужих покойниках.

Я докатил Андреаса до старой, заброшенной и заросшей бурьяном каменоломни, где часто играл во время каникул. Случайно я как-то обнаружил там маленькую пещерку. Вход в нее вел через пустотелое дерево. Пещера находилась между корней и была такой низкой, что приходилось сидеть в ней на корточках. Вытянуть руки было невозможно. Теперь эта пещерка была мне не нужна. Я знал, что больше никогда не смогу играть. Я расчистил вход от снега и запихнул в пещерку Андреаса… Коляску я сначала хотел сбросить со склона в каменоломню, но затем вспомнил о своем братике или сестричке, что в скором времени появится на свет, и отвез коляску домой. В каменоломню я сбросил только грязный матрас. На нем не должен был лежать новорожденный. Только не на нем.

Дома я рассказал, что нашел коляску в парке. Мама была тронута. Она тут же занялась чисткой и оснащением коляски. Целый день мама действовала на нервы отцу и мне тем, что демонстрировала свои швейные изделия: матрас из полусгоревшего стеганого одеяла, которое она отыскала среди бабушкиного тряпья на чердаке, перинку, изготовленную из пуховой подушки с пододеяльником из ткани, которая еще носила следы бабушкиной монограммы.

— Разве не прелесть? — повторяла мама, надеясь на похвалу.

Мы с папой переглядывались и, разумеется, восхищались. Мы были рады, что она опять приободрилась и не думала целыми днями лишь о мертвых и о старых добрых временах…

Ребенок родился ночью. Он появился на свет, когда я в отчаяньи метался по нашему переулку в надежде найти ту дверь, где женщина пообещала мне дать огня. Но я не мог вспомнить дом, а между тем наступила ночь. Никто не открывал дверь. Все боялись чужих, которые из-за голода не останавливались ни перед чем.

Когда я возвратился обратно в подвал, осторожно ступая в темноте, у младенца уже была перерезана пуповина.

— Родилась девочка, Роланд, — сказала мама. — Мы назовем ее Йесикой-Мартой, правда, Клаус?

— Как ты пожелаешь, Инге, — ответил папа.

Он выпроводил меня из подвала:

— Я подстелил маме матрас из детской коляски. Он промок от крови, и у нас нет подстилки для новорожденной. Сбегай, посмотри, может, в сарае есть еще немного сена.

Я побежал и искал сено в кромешной тьме. Сена так и не нашел, потому что его израсходовали мама и Юдит для детей в подвале. Но я нашел большую коробку из-под хрустящего картофеля. Я подумал, что мягкая и сухая коробка сгодится для новорожденного. И отнес ее вниз к родителям.

Но мама не захотела укладывать ребенка в коробку из-под хрустящего картофеля.

— Она замерзнет, — прошептала мама вялым голосом. — Вы должны все время согревать ее, если хотите, чтобы девочка осталась жива.