Евгений Дрозд - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

Блопп: Я взял твой нож?

Миллс: Да. Я сам видел. Человек, привыкший пользоваться микроскопом, может и не закрывать второй глаз. Я разглядывал препарат, а другим глазом видел, как ты брал нож.

Блопп: Когда?

Миллс: Сегодня днем. Незадолго до обеда. Не делай вид, будто не помнишь.

Блопп: Интересно, на что мне был твой нож, если в холодильнике, на верхней полке, лежит универсальный консервный ключ.

Миллс: Неправда, его там нет, и я не позволю тебе подбросить его туда!

Блопп: Слишком грубыми нитками шито, дорогой мой. Если я могу подбросить консервный ключ в холодильник, значит, я знаю, где он лежит. А если так, на кой черт мне сдался твой нож?

Миллс: Но он у тебя. Я вижу, как оттопыривается твой карман…

Блопп: А я вижу, как ты садишься в танк. Имеются только две возможности. Либо ты галлюцинируешь, либо лжешь, потому что у меня не было никакого ножа. Если бы я захотел его взять, то спросил бы тебя, и это было бы зарегистрировано. А ведь днем я не мог еще знать, что вечером мы останемся без кислорода. Я не ясновидящий. Чтобы взять твой нож, я не стал бы подкрадываться, когда ты смотрел в микроскоп. Видишь, чего стоят твои рассуждения? Положи себе на голову холодный компресс.

Миллс: Какое коварство! И я считал его порядочным человеком! Но меня предостерегали! Давно, еще на базе. Ты быстро сделал карьеру. Ты шел по трупам.

Блопп: Это называется отвлекающий маневр. Оставим мою карьеру в покое. Ты пользуешься все той же схемой инсинуации. Сперва магнитофон, после стакан, а теперь еще нож. Не знаю — возможно, ты страдаешь манией преследования, но, так или иначе, ты стал опасным. Тебя, собственно говоря, следовало бы связать.

Миллс: Не подходи ко мне. Слышишь!

Блопп: Я к тебе не подойду, даже если бы ты сам меня упрашивал. Дураков нет. Это был бы гамбит.

Миллс: Какой гамбит? Ты сам несешь чепуху.

Блопп: Ты в любую минуту можешь все переиначить, как ты до сих пор и делал. Сначала ты придрался к тому, что я глядел на магнитофон. Потом, когда стакан выпал у тебя из рук, ты и это использовал против меня, закричав, что его разбил я. Потом был нож, твой нож с твоими инициалами. Ну да, конечно, ты хотел бы, чтобы я подошел к тебе, все равно под каким предлогом. Это была бы ловушка. Сказать, что ты задумал? Ты крикнул бы, что я на тебя бросился, и достал бы нож, чтобы меня зарезать. Лента в Хьюстоне повторила бы твой крик, и ты сказал бы, что тебе удалось вырвать у меня твой нож. Что ты, мол, действовал в пределах необходимой самозащиты! Вот для чего ты опутывал меня подозрениями. Стройная цепь доказательств! Но я разорвал ее. Ты ничего мне не сделаешь!

Миллс: Что за гнусная ложь! Ведь это ты сказал минуту назад, что хочешь меня связать!

Блопп: Я не сказал, что хочу. Я только сказал, что тебя следовало бы связать, потому что ты опасен для окружающих. Ты моментально это использовал, закричав, чтобы я к тебе не приближался. А я даже с места не двинулся.

Миллс: Блопп раскрыл нож!

Блопп: Это ты его раскрыл. Достал из кармана и раскрыл. Ты недооцениваешь современную технику звукозаписи. Экспертиза установит, с какой стороны раздался щелчок раскрываемого ножа — с моей или с твоей! (По их голосам можно понять, что оба в движении по-видимому, внимательно следят друг за другом и кружат по станции, как боксеры на ринге).

Миллс: Не приближайся ко мне! Стой на месте!

Блопп: Я не могу стоять, когда ты идешь на меня с ножом. Мне приходится отступать!

Миллс: Ложь! Это мне приходится отступать!

Блопп: Миллс не дурак. Он понял, что разоблачил себя, раскрыв нож, потому что щелчок раздался с его стороны. Поэтому он пошел на меня, а мне приходится отступать. Таким образом Миллс пытается затруднить определение нашего начального положения. Мы сделали полный круг.

Миллс: Врешь! Полкруга!

Блопп: Все та же тактика. У Миллса есть нож, а я безоружен. Поэтому я беру со стола геологический молоток. (Легкий стук). Ну, что ты теперь выдумаешь?

Миллс: Никакого молотка на столе не было!

Блопп: Ну вот. Не было. А что я взял со стола?

Миллс: Ничего! Ты стукнул по столу пальцами! Опять ты затеял какую-то подлость!

Блопп: У тебя нож, у меня молоток. Твой перевес уменьшился. Поэтому я предлагаю — ох! (Металлический грохот). Миллс бросил в меня кислородный баллон!

Миллс: Неправда! Баллон лежал на полу, и ты пихнул его ногой!

Блопп: Миллс, оставь второй баллон в покое!

Миллс: Я поднял его. Я взял его — должен же я чем-то защищаться!

Блопп: Значит, придется и мне. (Что-то негромко лязгает. Шаги, тяжелое дыхание, вскрик, грохот переворачивающегося столика).

Миллси Блопп (одновременно) : Миллс напал на меня! Блопп на меня напал!

(Тишина).

Блопп: Я последний раз предлагаю внести крупицу здравого смысла в это безумие. Если мы будем и дальше вести себя, как теперь, то оба погибнем. Мы одинаково боимся друг друга. Правда, я моложе и сильнее, но ты, ослабев, можешь запереться в своей кабине и забаррикадировать дверь. Разумеется, я сделал бы то же самое, если бы ослабел первым. Попробуй мыслить логично. Если ты запрешься в кабине, тебе нечего будет бояться с моей стороны, ты просто-напросто задохнешься, когда кончится кислород, и я тоже. Мы задохнемся оба, а перед смертью еще замучаем друг друга до сумасшествия. Думаю, это тебя не очень устраивает.

Миллс: Чего же ты хочешь?

Блопп: Да все того же.

Миллс: Жеребьевки?

Блопп: Да.

Миллс: Я не верю, что это честное предложение. Это твой новый трюк!

Блопп: Думаю, единственное предложение, которое ты признал бы честным, это чтобы я повесился у тебя на глазах, не так ли? Дудки. Я предлагаю тебе: решим жеребьевкой!

Миллс: Ну, что же… объясни, как ты это себе представляешь…

Блопп: Мы бросим жребий. Проигравший пойдет в свою кабину и примет яд. В контейнере с химическими реактивами есть цианистый калий. Перед тем проигравший закроется изнутри, чтобы отвести подозрение от того, кто остался в живых. Что ты на это?

Миллс: Хорошо. Ты своего добился. Жребий так жребий.

Блопп: У меня в кармане монета в один доллар. Мне орел, тебе решка. Орел проигрывает, решка выигрывает. Когда монета упадет, мы оба скажем, что выпало — орел или решка. Согласен?