Евгений Дрозд - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

— Я его не выполню.

— Что?! Ты, ржавая жестянка!.. — Марчч задохнулся. Потом перевел дыхание и заговорил снова. Голос был полон едва скрываемого бешенства:

— Да ты, милый, свихнулся. Тебе ремонт нужен.

— Нет, сударь. Я функционирую нормально.

«Черт, а ведь он это серьезно», — подумал Марчч, и душу его сдавило тяжелое предчувствие. Он впервые ощутил страх.

— Хорошо, Дик, что ты в порядке. Это хорошо. Но если так, то ты должен впустить меня — ведь тебе известно, что если ты этого не сделаешь, то я умру от нехватки кислорода, а ты нарушишь Первый Закон. Ты должен меня впустить!

Марчч говорил спокойно, даже вежливо, но по лицу его катил пот, а в мозгу билась одна-единственная мысль: «Только бы попасть внутрь… Уничтожу мерзавца!»

Идиотизм положения бесил Марчча. Он яростно сжимал в руке бесполезный бластер, готовый испепелить робота на месте. Но тот был недосягаем.

— Ты слышишь меня? Ты должен подчиниться Первому Закону!

— Законы робототехники распространяются на роботов, сударь, но не на людей.

Теперь Марчч окончательно убедился, что робот спятил и что единственный путь к спасению — узнать его идею-фикс и попытаться обойти ее. Самое главное — спокойствие и логика.

— Ладно, Дик, бог с ними, с Законами, но почему же ты не хочешь впустить меня? («Только бы попасть внутрь, только бы попасть!..»)

— Хочу, чтобы руда досталась мне одному.

— Зачем она тебе?

— Ее хватит на покупку нового корпуса и на то, чтобы Верховный федеральный суд признал меня человеком. Со всеми правами.

Во рту Марчча пересохло, он облизнул губы. Вот оно что. Робот в порядке, он просто усвоил кое-какие новые идеи. Что же делать?

— Слушай, Дик, — Марчч сделал паузу. — Я отдам тебе половину, или нет, даже больше, если захочешь.

— Целое больше любой своей части, сударь.

— Я отдам тебе все! Только разблокируй люк! — Голос сорвался на визг.

— Я не верю вам, сударь, людям свойственно лгать.

«Успокойся, кретин, — мысленно одернул себя Марчч, — еще не все потеряно».

— Дик, но человеком тебя признают только в будущем, а пока ты робот. Ты должен подчиниться Первому Закону!

— Если будущее рассчитано со стопроцентной гарантией, нет смысла различать будущее и настоящее. Кроме того, закон о признании меня человеком будет иметь обратную силу. Вспомните дело Сигмы Кей против Слоушер и К°, не говоря уже о калифорнийском прецеденте. А поскольку все будет так, как я задумал, то я уже сейчас человек.

— Так вот, не будет по-твоему, старая жестянка! — заорал Марчч. Он сбежал к тележке и попытался запустить ее. Тележка не заводилась. Марчч склонился над пультом.

— Если вы хотите сбросить тележку в пропасть, чтобы руда никому не досталась, то ваши усилия напрасны, — сказал робот. — Я это предвидел. Тележка может управляться с корабля. И с места она не тронется.

Марчч злобно выругался.

— Так я ее на горбу перетаскаю!

— Запаса кислорода у вас, сударь, хватит только на то, чтобы перетаскать к расщелине 7 процентов руды. Мне хватит и остальных 93-х.

Марчч застонал в бессильной злобе и излил душу в потоке самой грязной ругани. Робот выслушал и произнес:

— Даже если бы вам, сударь, удалось привести в исполнение ваш последний замысел, меня бы это все равно не остановило. Я бы все равно не впустил бы вас в корабль, поскольку в мои интересы не входит, чтобы кто-нибудь на Земле узнал, что робот может нарушить Три Закона. В сущности, вы все были обречены с того момента, когда обнаружили руду. Прощайте, сударь, я отключаю связь.

Ослепительный вихрь самых разных чувств — ярости, страха, боли — взметнулся в душе Марчча, но тут же и опал — как будто лампочка перегорела. Бездна разверзлась у его ног. Марчч понял — надеяться не на что. Ссутулившись, он куда-то побрел, наткнулся на обломок скалы, присел на шершавую поверхность, лицом к кораблю, но глядя не на него, а на черное небо. Он знал, что это конец и что последний отрезок его многогрешной жизни отмеряется отныне стрелкой указателя давления в кислородном баллоне. Дважды уходил он от электрического стула и многократно — от ножа и пули. Всю жизнь привыкал к смерти, научился ждать ее более или менее хладнокровно и гадал только, какой она будет. Оказывается, вот какой.

С изумлением увидел Марчч, что страха нет. Даже наоборот, будто некое облегчение почувствовал, когда осознал, что судьба его решена. Только сейчас Марчч понял, насколько он устал от всей этой жизни. А теперь уже все. Теперь уже не будет томительного перелета, не будет таможенного досмотра и бесконечных допросов в Бюро контроля; не надо будет придумывать оправдания и легенды, не надо будет подкупать нужных людей, обретать новое имя и новую биографию, становиться респектабельным членом общества, думать о надежном помещении капитала, заводить ненужные связи и ненужные знакомства, искать ненужной любви продажных девок. Ничего не нужно. Можно никуда не спешить, просто сидеть на обломке скалы и вслушиваться в надвигающуюся черноту. С легким хрипом переходит по патрубку из баллона в легкие воздух…

«А робот-то лучше усвоил законы нашего благословенного отечества, чем мы сами. Сказать кому — не поверят. Кто бы мог подумать, что нормальный, неповрежденный робот может преступить основные Законы робототехники. А логика простая — в Законах что сказано? Робот должен то, робот не должен этого. Робот… Законы навязаны ему извне — робот должен. А ведь он личность, имеет свое «я», и он эти законы так и воспринимает: «робот должен», а не «я должен». И если по всем законам логики и законам юридическим это «я» признает себя человеком, то оно, выходит, уже не должно и не обязано.

Кажется, в прошлом веке какой-то писака предлагал роботов чуть ли не в президенты выбирать. Мол, с такими законами они человеку никакого вреда сделать не могут и в лепешку разобьются для его счастья. Роботы, значит, нам счастье добывать станут, а мы в сторонке постоим и посмотрим, как они это делать будут… Хорошо!»

Так, с мрачным спокойствием, не вспоминая прожитую жизнь, не сожалея и не раскаиваясь, размышлял приговоренный к смерти Марчч. Ответа на его мысли не было. Молчал корабль, молчал затаившийся в нем робот, молчали столпившиеся вокруг Марчча звезды. Марчч сидел на камне и ждал смерти. Он смотрел на невидимый горизонт, где чернота пустыни сливалась с чернотой неба, и только по звездам можно было понять, где какая чернота…

Через двенадцать часов дверца люка дрогнула, беззвучно открылась, из корабля вышел новоявленный человек и в полном одиночестве принялся перегружать руду…

Окончив рассказ, Эверард Люциан глянул на бродягу. Ну, как, мол? Но с Лизардом что-то приключилось — лицо позеленело, он вдруг сорвался с места и, зажав рот ладонью, бросился в сторону туалета.