Радмило Анджелкович - В тени Сфинкса

— Это я…

Значит, угадал. Отпечатки голоса и т. д. и т. д. Но, к моему удивлению, хотя дверь и ответила сигналом узнавания, но вслед за этим послышался мелодичный голос компьютера двадцать четвертого поколения.

— Попрошу тебя сказать, сколько будет, если сто семьдесят четыре помножить на семьдесят два.

В недоумении я уставился на хозяина. Лицо у него было подчеркнуто равнодушным.

Он задумался на минуту, потом сказал:

— Двенадцать тысяч пятьсот двадцать восемь.

— Правильно, — ответила дверь и открылась.

Меня пригласили войти.

— Видите ли, — начал хозяин, — кибернетика, автоматизация и вся система компьютеров таят в себе огромную опасность для человечества. Избыточная цивилизация грозит катастрофой. Если нам удастся избежать атомной войны, если мы можем (с относительным успехом) бороться против загрязнения окружающей среды, то перед нами встанет грозный враг человечества — роботизация. Да, роботов мы гуманизировали, но теперь за это расплачиваемся. Мы сами стали автоматами-нажимателями-на-кнопку. Все, что когда-то было утопией, фантазией писателей, сегодня стало банальной повседневностью. Если мы сейчас не начнем действовать, завтра будет поздно. Мы превратимся в примитивных дегенератов, управляющих гениальными идиотами. Надо найти способ, чтобы держать человеческий мозг в состоянии постоянной активности.

Я понял его мысль. И заинтересовался.

— А если у жильца есть карманный калькулятор?..

— Жульничество исключено. Дверь не отвечает, прежде чем не удостоверится, что операция была проделана с помощью биотоков.

Он подал мне знак следовать за ним в простую, но очень удобную гостиную.

Бар был вмонтирован в библиотеку. Хозяин предложил мне выпить.

— Нажмите зеленую кнопку…

— Все-таки кнопка… — улыбнулся я, подумав, что в иных вопросах «виолончелист»-изобретатель проявляет некоторую снисходительность.

Из раскрытого динамика раздался голос компьютера:

— Бурбон или Наполеон?

— Наполеон.

Что же, рюмку коньяку я готов был выпить и без помощи передовой телематической техники.

— Битва при Ватерлоо? — снова раздался голос.

— Тысяча восемьсот пятнадцатый, — сказал я машинально (у меня была хорошая память).

— Восемнадцатое брюмера?

— Государственный переворот. Директория заменена консульством. — По правде сказать, я произнес это с некоторым сомнением. В баре замигал зеленый огонек, решетка раздвинулась, и на подносе появились бутылка коньяку и два бокала.

— Становится заманчиво, — произнес я в задумчивости.

— Хотите посетить жилые комнаты?

Я с удовольствием согласился. Вошли в спальню.

— Допустим, что вы решили отдохнуть…

Хозяин предложил мне лечь в постель, хоть я и не был в пижаме. Я сел, но в этот момент коврик у постели стал меня подталкивать (и как нежно!), из автомата послышалась музыка, и голос компьютера произнес:

— Для приятных сновидений сделай несколько движений.

Начался пятый комплекс релаксации.

После спальни мы посмотрели столовую, представляющую собой нечто вроде кабинета, посредине которого стоял стол в форме яйца. Я сел на очень удобный стул, напротив которого находился обычный экран; без сомнения, на нем можно прочесть последние новости или посмотреть программу телевидения. Я с удовлетворением подумал, что здесь все привычно — обыкновенное жилище современного мужчины. Хозяин догадался, о чем я думаю:

— Ошибаетесь! Допустим, сегодня вам очень захотелось съесть свиную отбивную. Нет ничего проще. Здесь имеется табло, принимающее команду, и транзистор, который доставит вам заказанное блюдо.

Часть столешницы открылась, и передо мной оказался бочонок или, точнее, туба, которая сейчас получила широкое распространение и даже есть в продаже, а первоначально использовалась только космонавтами. Внутри был настоящий жареный поросенок!

Я действовал вполне естественно: вооружившись ножом, стал отрезать от него кусок. Но стоило мне поднести вилку ко рту, как экран осветился, и я «напрямую» мог наблюдать на нем процесс ассимиляции, происходивший в моем организме. В какой-то момент на экране зажегся сигнал, и тот же компьютер проговорил:

— Стоп! Ты достиг допустимого предела! (И в самом деле я уже пообедал и был сыт.) На здоровье!

После чего жаркое перекочевало на ленту транспортера и исчезло.

— Ловко! — сказал я. И снова спросил: — А если я обманываю? Если уже пообедал в городе?

— Не выйдет. Компьютер непрерывно делает общие анализы и, если вы так поступите, запрет вас в доме и заставит поститься день или два — пока не восстановится равновесие углеводов.

Я провел приятный вечер. Когда стали прощаться, хозяин предложил подвезти меня на машине. Я согласился.

— Машина тоже «с шифром»? — спросил я

— Конечно. Но это очень просто.

Он повернул ключ, и, как я и ожидал, послышался вопрос:

— Определение эффекта Мёссбауэра.

«Виолончелист» застенчиво обернулся ко мне.

— Вы… вы не помните?

Я пожал плечами.

— Ничего… я живу близко, и маленькая прогулка доставит мне только удовольствие.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи и расстались.

Несколько дней подряд я размышлял над тем, что видел, над идеями, предложенными хитроумным изобретателем. И в конце концов написал и передал начальнику отдела, в котором работал, хорошо аргументированный реферат.

Ответ последовал вскоре.

— Не ожидал от вас, — сказал мне начальник, — что вам хватит наглости поддерживать подобные пустяки… Впрочем, — продолжал он, — скажите, это правда, что автор изобретения — внук вашей бабушки?

— Не совсем, — сказал я смущенно. — Внук моей бабушки — я сам. Но моя и его бабушки были подругами, это правда…

— Вот видите, мой дорогой! Как можно! Мы должны сохранять полнейшую объективность. Надеюсь, что впредь вы никогда этого не забудете.

Он нажал на кнопку, дверь кабинета открылась автоматически — и я понял: вот от чего не захочет отказаться и посттелематическая эра.

Педро отложил гаечный ключ и вылез из люка. Войдя в свою комнату, он выдвинул верхний ящик письменного стола и подобрал лекарства. Высыпав в рот пригоршню таблеток, запил их ананасовым соком. Принял душ, переоделся. Натянул спасательный жилет. Из садка на террасе переложил в бачок два десятка живых сельдей. Отсюда, с террасы, открывался захватывающий вид на серо-голубую гладь широко распахнувшейся лагуны Тарабаха.

По пути в гавань Педро обернулся. Желтое в классическом стиле здание гасиенды и современные корпуса госпиталя, окруженные пальмами, царили над полуостровом. Правда, со времен войны краски живописного пейзажа вокруг поблекли — выжженная растительность все еще не реагировала на времена года.