Лев Вершинин - Выдумки чистой воды

Но Улисс не вскочил и не закричал. Впившись ногтями в шершавую кору дерева, он продолжал неподвижно сидеть, лишь беззвучно шевеля губами.

И свирепень прошел мимо. Уже стих вдалеке его храп и не слышно было шума прыжков, а Улисс все не мог оторваться от дерева, он забыл, куда и зачем шел, и чувствовал лишь, как ползет по шее холодная капля пота.

Прошло немало времени, прежде чем он снова получил возможность нормально соображать. Осторожно поднявшись, Улисс огляделся по сторонам. Ни малейшего движения не было заметно вокруг, мертвая тишина снова установилась в лесу. Свирепень ушел. В том, что это был он, Улисс не сомневался, ему уже приходилось видеть со стены Города тяжелые прыжки зверя и слышать его храп, эхом разносящийся над снежным полем. Как мог он не учуять человека, пробежав мимо него в каких-нибудь десяти шагах? В это трудно было поверить. Впрочем, опасность еще не миновала, зверь оставался где-то поблизости. Тревога снова охватила Улисса, ведь свирепень ушел в сторону Большой Ямы, как раз туда, куда и ему нужно было идти. Ходить по пятам за свирепнем — не самое здоровое занятие, но другого выхода нет.

Не спеша и словно бы нехотя, он снова зашагал или, вернее, пополз по снегу и скоро приблизился к пропаханной зверем борозде. Идти здесь было немного легче, и Улисс двинулся вперед быстрее, но все еще неуверенно. Не стоит торопиться, думал он, когда идешь вслед за свирепнем.

Но что это? Совсем рядом со следом Улисс заметил вдруг ровную прямую полосу, убегающую в ту же сторону, куда ушел свирепень. Лыжня! Опять лыжня! И ведет, конечно, прямо в Большую Яму. Так вот почему зверь не заметил его. Он бежал по свежему следу человека! Но кто был этот человек? Не тот ли, что ограбил Улисса днем? Уж не поселились ли в Яме какие-нибудь новые жильцы? Что ж, похоже на то. Может быть, они даже не из Города. Может быть, они оттуда. Из-за Мертвых Полей.

Улисс прибавил ходу. Нужно с ними встретиться. Кто бы они ни были — ему нужно с ними поговорить.

След привел Улисса прямо ко входу в Яму, однако лыжня исчезла раньше — свирепень затоптал ее. Самого его тоже не было: судя по следам, он покрутился перед входом, погрыз колпак и ни с чем убрался в лес. Маленькая круглая дверца оказалась незапертой, и Улисс протиснулся в тесный тамбур. Дошел, подумал он. Все-таки дошел. Что бы тут ни творилось, свирепень остался снаружи.

Он отыскал вторую дверцу, ведущую из этого тамбура в другой, побольше — с горящей свечой на подставке и с крюками для одежды. На крюках висело несколько старых, облезлых курток и тулупов. Улисс стянул свою куртку, хорошенько вытряхнул ее и тоже пристроил на крюк. Пришлось оставить и копье, бродить с ним по тесным, извилистым коридорам Ямы неудобно, и пользы от него мало, да и непривычно как-то входить в дом с оружием, охотиться пришел, что ли? Улисс пристроил копье в углу и, отвалив тяжелую металлическую дверь, выбрался в коридор, кольцом охватывающий помещения верхнего этажа.

В коридоре было пусто, но из старухиной кухни (Улисс хорошо знал, где она находится) доносилось позвякивание посуды и тихий стук ножа по доске. Улисс направился туда.

Дверь в кухню была приоткрыта, и он увидел саму старуху Канитель, спокойно нарезающую какую-то зелень для супа. На плите перед ней стоял большой ворчащий горшок, накрытый крышкой. Из-под крышки вырывался белый пар, чудный мясной запах наполнял всю кухню. Улисс сглотнул слюну.

Он открыл скрипучую дверь, вошел и остановился у порога. Старуха искоса взглянула на него, но продолжала работать ножом…

— Ну, чего пришел? — проворчала она. — Вниз иди, нечего тебе тут делать!

— Бабушка Канитель, ты меня не узнаешь? — спросил Улисс.

Старуха вдруг замерла, выронила нож и медленно повернула к нему голову.

— Улисс, сынок! — ахнула она, всплеснув руками. — Да это, никак, ты!

— Я, бабушка, — облегченно рассмеялся Улисс. Увидев, как обрадовалась старая Канитель, он почти забыл все свои тревоги. — Конечно, я! А ты думала, кто?

— Да как же ты выбрался ко мне? Вот радость-то! — продолжала старуха, пропустив его вопрос мимо ушей. — А Ксаночка-то где же? — Она вдруг осеклась. — Ах, да…

Улисс промолчал.

Канитель пригорюнилась, словно что-то вспомнила. Выцветшие ее глаза смотрели куда-то вдаль.

— У тебя кто-нибудь живет? — спросил Улисс.

Старуха покачала головой.

— Нет. Кому тут жить? Одна я теперь осталась. И пора бы помирать, да все смерть не берет. Молодых вон берет, а меня — нет…

— Странно. А я видел, лыжня к двери подходит…

— А, это!.. — Старуха махнула рукой и отвернулась.

— Навещает кто-нибудь? — спросил Улисс, глядя, как Канитель бесцельно перекладывает с места на место кучку сушеных грибов.

— Нет, — снова ответила она, — никого тут нет.

— А как же лыжня?

Старуха пожала плечами.

— Ну, как… Сама это я… За дровами ходила. Печку-то надо топить, нет? Ты лучше скажи, — она внимательно посмотрела на Улисса, — просто так пришел, проведать? Или по делу?

— По какому делу? — не понял Улисс.

— Ну, откуда ж мне знать, какие у вас, у молодых, дела? Тебе небось видней.

— Да я и по делу тоже, — сказал Улисс, — тут вот какая история, бабушка…

И он принялся рассказывать ей о том, куда идет и что случилось с ним сегодня. Старуха только качала головой, слушая его. Затем, ни слова не говоря, подошла к плите, налила большую миску супа с мясом, поставила ее на стол и вручила Улиссу деревянную ложку. Жадно прихлебывая и обжигаясь вкусным горячим варевом, он продолжал рассказывать.

Проход через Мертвые Поля не произвел на Канитель особого впечатления. Гораздо больше заинтересовал ее тот факт, что Улисс собирается завтра утром покинуть Яму и идти дальше.

— Ну, правильно, — сказала она, как показалось Улиссу, обрадованно, — раз уж пошел, чего здесь сидеть? С утра-то, за целый день, можно далеко-о уйти! А лыжи я тебе найду, не беспокойся. У меня хорошие есть, от сына еще остались.

На ночь Канитель устроила Улисса в одной из комнат второго подземного этажа.

— Ну вот, — говорила она, растапливая маленькую железную печку, — тут тебе и лежанка, и одежа кой-какая, холодно будет — подкинь полешко-другое, а я соберу в дорогу что-нибудь поесть…

Она направилась шаркающей походкой к двери, но, выходя, обернулась, словно хотела и не решалась что-то сказать.

— Утром я тебя разбужу, — заговорила, наконец, старуха, — а ты вот что… Тут на двери защелочка есть, так ты ее накинь… Я когда приду, постучусь вот так — ты и откроешь…

— Да зачем все это? — удивился Улисс.

— Ну, как зачем? — пожала она плечами. — От сквозняка, понятное дело. Тут иной раз, бывает, так дунет, что еле на ногах устоишь.

Улисс что-то не помнил таких случаев из прошлых посещений Большой Ямы, но спорить не стал. Теперь, после сытной еды, ему больше всего на свете хотелось спать. Потому, закрыв дверь за старухой, он повернул защелку и, повалившись на лежанку, сразу уснул.