Лев Вершинин - Выдумки чистой воды

— Ну так что, пинчик, как же все-таки вы размножаетесь?

В бок Льошу ткнулся Пыхчик и застыл на четвереньках. Широко раскрытыми глазами он не отрываясь пялился на Энтони, затем медленно, совсем по-собачьи, на локтях, подполз к мертвому старику, нагнулся над ним и протянул дрожащую пятерню к его лицу. Было видно, как он пытается заставить себя дотронуться лихорадочно прыгающими пальцами до Энтони, но пересилить себя так и не смог. Лицо Пыхчика, старческое, по-бабьи безволосое, вдруг перекосилось, разверзлось беззубым впалым ртом, и он, издав тихий, протяжный, жуткий вой, стал быстро пятиться на четвереньках. Возможно, он так бы и пятился до переднего бортика платформы и там бы затих, забившись в угол, но на его пути высился штатив с василисками. Со всего маху он ткнулся задом в острый край штатива, от неожиданности захлопнулся рот и сел, ошарашенно оглядываясь. Взгляд его, тоскливый и жалкий, как у загнанного, измученного зверя, запрыгал по платформе от человека к человеку, от пина к пину, но, не встретив ответного, который бы смог задержать его, остановить, остудить воспаленный мозг, вновь как магнитом притянулся к телу Энтони. Глаза его вновь остекленели, челюсть отвисла.

Пыхчик панически боялся мертвецов. В лагере, когда после возвращения из Головомойки очередная жертва вдруг сваливалась с драйгера и начинала биться в конвульсиях «пляски святого Витта», он стремглав слетал с платформы и, умчавшись в свой барак, забивался в угол на самый верхний ярус, откуда, сжавшись там в комок, дрожа и всхлипывая, не слезал до тех пор, пока Голос не возвещал о времени приема вечерней баланды. Он боялся мертвецов, боялся их вида, их присутствия, но на драйгере, в отличие от лагеря, спрятаться было негде, и вид мертвого завораживал Пыхчика, обволакивая животным ужасом. Наконец ужас настолько овладел им, что сломал на своем пути все заслоны, запеленал его мозг и окончательно поглотил Пыхчика со всеми его потрохами. И тогда он, движимый этим ужасом, желанием избавиться от мертвеца, вызвавшего этот ужас, освободиться от самого ужаса любым путем, завыл тонко и пронзительно, сорвался с места и, подскочив к телу Энтони, подхватил его и перебросил через борт.

— Ты что?! — вскочил Льош.

Пыхчик стоял перед ним, шатался, крупно дрожа всем телом. Затем силы оставили его, и он рухнул на колени.

— Кирилл, — крикнул Льош, — останови драйгер!

Рывком он отбросил Пыхчика в сторону и, не дожидаясь остановки машины, перепрыгнул через борт платформы. Распрямившиеся из-под драйгера ветки больно хлестнули его, но он, не обратив на боль внимания, стал пробираться сквозь бурелом туда, где, застряв между ветвей, зависло тело Энтони.

Драйгер сзади взревел и умолк, и оттуда донеслись невнятные выкрики, Льош добрался до Энтони, подхватил его под мышки и так, задом наперед, потащил тело к драйгеру. И тут с платформы драйгера послышался испуганный вскрик Лары и приглушенные удары. Льош остановился и повернул голову.

На краю платформы, широко расставив ноги и сжав кулаки, стоял Испанец. Лицо у него было злое и неподвижное, словно грубо вырезанное из дерева, смотрел он куда-то в сторону, в лес, и только узкий, словно прорезь, безгубый рот еле заметно шевелился, цедя какие-то слова.

Льош посмотрел по направлению взгляда Испанца и увидел в стороне от драйгера на редколесье согбенную фигуру Пыхчика. Он пробирался между покрученными тонкими деревьями, правой рукой прикрываясь от веток, а левой размазывая по лицу кровь, и часто оглядывался.

— Стой! — крикнул Льош.

Пыхчик оглянулся на него, что-то сдавленно крикнул и стал еще быстрее уходить в лес.

— Да остановите же его! — снова закричал Льош и, пыхтя от натуги, заспешил к драйгеру.

На платформе никто не пошевелился, Все молча стояли и смотрели вслед уходящему Пыхчику.

Наконец Льош добрался до драйгера и опустил тело Энтони на землю. Пыхчик тем временем ушел еще дальше в лес и приблизился к свободной от кустарника и бурелома проплешине между деревьями, поросшей то ли мхом, то ли густой мелкой травой, бархатно-зеленой, как на старом земном болоте. В развилке между двумя деревьями в самом центре зеленого пятна виднелась белесая точка. Льош прикинул расстояние от Пыхчика до этой странной кочки, и его охватила неясная тревога. Со стороны Пыхчика ее видно не было — закрывали деревья.

— Стой! — в беспокойстве закричал Льош. — Пыхчик, остановись!

Пыхчик оглянулся и ступил на зеленую прогалину.

— Да стой же ты! Куда ты дурень ле…

Ноги у Пыхчика подкосились и он, широко раскинув руки, стал падать на мох, но еще не коснувшись его подстилки, распался на куски и кровавым месивом разбрызнулся по лужайке. До слуха донесся резкий шипящий звук, над останками Пыхчика поднялось легкое облачко пара, и вся поляна вдруг оказалась затянутой редкой серебряной паутиной, развешенной между деревьями сантиметрах в двадцати-тридцати над землей.

«Межмолекулярная деструкция», — машинально отметил Льош. Он повернулся к драйгеру. Все оцепенело смотрели на поляну, и только у Портиша под окладистой бородой беспрерывно дергался кадык.

Паутина вибрировала и звенела малиновым звоном, словно ее теребил лапой гигантский паук, а из ее центра, из той самой странной белесой точки, медленно, клубясь туманом, конденсировался огромный молочно-белый шар с прозрачными прожилками. Наконец он окончательно оформился и двинулся в сторону останков Пыхчика. В малиновый звон вибрирующей паутины вмешались частые резкие звуки лопавшихся струн — длинные осевые нити, крепившие паутину к основанию деревьев, вытягивались и, достигнув предела натяжения, отрывались от деревьев и исчезали в шаре. А шар тотчас беззвучно выплевывал новые нити, которые с силой, так что тонкие деревья вздрагивали, впивались в подножья их стволов.

С драйгера острожно спустился Микчу.

— Че эт, а? — шепотом спросил он, заглядывая в рот Льошу. Льош промолчал. С трудом оторвавшись от жуткого зрелища, он только вздохнул.

— Смерж? — спросил снова Микчу.

— Нет, — буркнул Льош и неожиданно подумал, что белесый шар действительно очень похож на смержа. — Кажется, нет… Будем надеяться, что это местная форма жизни.

— Когда кажется, надо креститься, — сказал Кирилл. Он слез с блюдца драйгера и теперь косолапо, разминая затекшие ноги, пробирался к ним, держась за борт машины. — Почему ты так думаешь?

Льош вспыхнул и сцепил зубы. Выдержка впервые покинула его.

— Тебе по пунктам перечислить, или как? — прищурившись процедил он.

Кирилл стушевался.

— Извини, — сказал он, отводя глаза. — Характер у меня такой, въедливый… В лагере я считал тебя просто беспочвенным прожектером…

— Мягко сказано, — сардонически усмехнулся Льош.