Алексей Бессонов - Концепция лжи

– Имею на то особое распоряжение начальства, – очень тихо хихикнул Макрицкий.

– О, – двинул бровью немец.

При виде коньяка и роскошного набора сыров обитатели столика зашевелились, а полковник Никонов неодобрительно нахмурился, но разумеется, промолчал.

– Прошу, – театрально взмахнул руками Леон и потянулся к ближайшей бутылке «Кара-дага».

– Я, кстати, вовсе не пессимист, – произнес Каплер, разглядывая на свет содержимое своей рюмки. – Я самый что ни на есть реалист. Нас ждет долгое сражение, и закончится оно только тогда, когда хотя бы пятьдесят процентов всех межпланетных программ окажутся в частных руках. Остановить этот процесс, как ты понимаешь, невозможно. Через какое-то время мировые правительства потеряют основные рычаги давления на финансистов, и тогда им не останется ничего другого, кроме свободной продажи лицензий. Конечно, тормозить научный и технический прогресс они еще какое-то время смогут, но и тут цена вопроса – всего лишь лет двадцать.

«Пьян он, что ли? – подумал Леон. – Говорить о таких вещах в компании малознакомых людей… странный сюрприз».

Поймав его взгляд, Каплер загадочно усмехнулся и умолк.

Официальное открытие устроители запланировали на десять утра. В без десяти огромный, сверкающий сотнями хрустальных люстр холл перед дверями конференц-зала уже гудел от множества голосов. Стараясь не упускать из поля зрения Никонова, к которому то и дело подходили знакомые чиновники и офицеры из различных европейских структур, Макрицкий скромно стоял в углу под пальмами – он здесь не знал практически никого, ибо астронавтов-экипажников, даже обремененных чинами, на конференцию пригласить не соизволили. Их мнение волновало официальный Брюссель в самую последнюю очередь.

Леон глянул на часы, соображая, хватит ли у него времени зайти в курительный салон, но тут распахнулись двери, и собравшиеся чинно потекли в зал. В это мгновение мимо Леона стремительно прошагал седоватый, грузный полковник украинских ВКС с рассерженным лицом. Где-то они уже встречались, но где и при каких обстоятельствах, Макрицкий вспомнить не смог. Пожав плечами, майор поспешил к своему временному шефу, уже оглядывающемуся в поисках нерадивого подчиненного.

– Я здесь, Семен Михалыч, – жизнерадостно отрекомендовался он, прекрасно зная, что лучший способ успокоить Никонова – это в очередной раз сыграть под идиота.

– Ага, – закивал тот, – ну идем, идем. Ты должен быть при мне, хотя бы на официальных мероприятиях, а то о нас там черт-те что подумают…

«Кто подумает? Что?.. – мысленно фыркнул Леон. – От уж баран, прости господи – кроме Устава, ни хрена промеж ушей не застряло!»

Как лицам наблюдающим, им полагались места в «задних рядах». Никонов, то и дело сверяясь с жетончиком, пробрался наконец по застеленной ковролином лестнице едва ли не на самый верх.

– Двадцать два – двадцать три, – торжественно объявил он и двинул вглубь, распространяя вокруг вонь недорогого японского парфюма и двуязычные извинения.

Леон дал себе слово не морщиться. Усевшись в мягкое зеленое кресло, он зачем-то проверил наличие на подголовнике заботливо припасенного для гостей обруча с акустикой системы перевода, удовлетворенно вздохнул и посмотрел наконец, что творится в президиуме. Там было довольно весело. За спинкой своего – центрального – кресла, в непринужденной позе стоял почетный гость: его величество король Испании Хуан-Пабло (его порядковый номер Леон в упор не помнил), и слушал наклонившегося к нему спикера Европарламента месье Анжелли. Спикер тряс вытянутой, едва ли не конусовидной лысой башкой и отчаянно размахивал руками. Остальные уважаемые господа, статус коих требовал их присутствия на сцене, уже занимали свои места, стараясь не обращать внимания на монарха и его собеседника.

Наверное, Людовик Анри Анжелли трясся бы и дальше, но к нему пластично, как кот к сметане, приблизился брюссельский министр науки и промышленности Бела Какоши и зашептал что-то в ухо. Спикер содрогнулся, огорченно махнул рукой и поплелся к трибуне – приветственная речь была за ним.

– Гхе-гхе!!! – загремело над ухом. – Дорогие друзья! Разрешите мне…

Майор Макрицкий закрыл глаза и постарался отвлечься от воплей старого мошенника. Депутат Анжелли попал в Европарламент задолго до его рождения, и Леон понимал, что человек, обладающий таким законотворческим стажем, в принципе не способен на сколько-нибудь разумные действия. Что бы он ни сказал, будет дичью и откровенным бредом, опирающимся не на здравый смысл, а на «существо политического момента».

После речи его превосходительства евроспикера на трибуне очутился болгарский депутат Стойков, представлявший в данный момент довольно одиозную левую фракцию «Разум и прогресс». Леон зашевелился. Стойков был фигурой легендарной. Поговаривали, что у него в кабинете висел портрет Мао.

Отфыркиваясь, как раздосадованная лошадь, болгарин первым делом заклеймил подлых предателей, на корню, как известно, закупленных алчными промышленными корпорациями, затем, слегка разойдясь, объявил о решении его уважаемой фракции «спасти счастье наших детей любой ценой, даже если она покажется кому-то непомерной». Теперь в зале шевелились уже многие.

– Кто выпустил этого идиота из дурдома? – осведомился кто-то за спиной Макрицкого.

Разумный прогрессист поверещал еще несколько минут, после чего его сменил до крайности грустный министр Какоши и начал долгую душераздирающую речь о критическом состоянии мировой экономики и неизбежном энергетическом кризисе. Потоки цифр сменялись вздохами и намеками на необходимость увеличения налогов для промышленных отраслей с высоким энергопотреблением. Леон тоже вздохнул и попытался вспомнить что-нибудь приятное, но этот трюк ему так и не удался, несмотря на все старание. Торжественное открытие продолжалось аж три часа – наконец для особо рассеянных или не умеющих читать объявили расписание сегодняшних семинаров, и народ потянулся к выходам.

– Да уж, – глубокомысленно вздохнул Никонов, – наговорят тут, говорильщики.

Леон с готовностью согласился и прикинул, в каком баре будет ближе перехватить до обеда рюмку.

Ближайшим оказался бар на втором этаже. Никонов, почему-то горестно кивая головой, отправился к себе в номер, и Леон, проводив взглядом его сгорбленную спину, шмыгнул в левый коридор, где, как он уже знал из плана центрального строения «Альгамбры», находился один из многочисленных барчиков. В небольшом полукруглом помещении с поляроидными окнами уже заседали трое участников конференции, но их лица были Леону незнакомы, и он, ограничившись коротким вежливым кивком, подошел прямо к стойке.