Евгения Петроченко - Не место для якоря [СИ]

Я глубоко вздохнула, отбрасывая остатки тревожности, и сменила пижаму на домашние штаны и футболку. Быстро провела консилером по зубам, освежая ротовую полость и обеспечивая необходимый ежедневный уход. Планшетная поверхность стола слабо мигала сквозь спящий режим, показывая, что есть какие-то сообщения, но мне было не до этого. Нужно приступать к домашним обязанностям.

На кухне ещё никого не было, я выдвинула ящик охлаждающего отсека и достала четыре упаковки каш. Мне больше нравилась овсяная с ароматом малины. Запах у неё просто замечательный, хотя я однажды пробовала натуральную малину на курсах, и вкус и субстанция показались мне странноватыми. Положив прозрачные упаковки в бокс для приготовления, я привычно выбрала режим разогрева, а затем достала из отсека абрикосы. Они были свежайшими, собранными вчера на плантации и словно пахли солнцем. Я порезала их на идеально ровные кусочки и добавила в разогретую кашу. Как раз послышались шаги.

Папа зашел на кухню, шлепая босыми ногами по полу. Его каштановые волосы были мокрыми и пахли теми же абрикосами, а сам он радостно улыбался и желал мне доброго утра. Он сел за круглый стол, стилизованный под ольху, а я стала расставлять на столе контейнеры с кашей, вилки и стаканы. Затем достала бутылку цитрусового микса и налила всем утреннюю дозу. Не стала добавлять себе успокоительного, вроде бы я пришла к некоему внутреннему равновесию.

Следом за отцом влетел Натан, уже с присоединенной микрой у уха. Значит, успел выйти в сеть, хотя только минут пятнадцать как проснулся. Как всегда непричесанный, в любимой ретрофутболке со странным произведением Уорхола. Мама ненавидит эти консервные банки и, несмотря на образование искусствоведа, на свой субъективный взгляд не признает поп-арт искусством, как и большинство направлений двадцатого-двадцать первого веков.

Мама вошла позже всех, немного хмурая. Кажется, она волнуется ещё больше меня. Её темно-русые волосы с рыжеватым оттенком, точно такие же, как и у меня, были уже заплетены в косу, а карие глаза испытующе смотрели на меня. Сегодня даже её цветастое платье в желтые нарциссы излучало тревогу, хотя что может найти тревожного в желтом цвете?

Я тоже уселась за стол и наконец позволила рукам расслабиться. Они немного дрожали. Опустив их на колени, я принялась теребить край скатерти из синтетического хлопка, напечатанной по маминым эскизам. Жаль только, что структура ткани достаточно плотная, наверное, в старину было легче справиться с волнением, когда можно было из вылезающих ниток плести косички. Сейчас же я могу только бездумно проводить пальцем от одного края волана до другого.

Натан принялся есть кашу, глухо стуча ложкой по стенкам контейнера. Мама поздоровалась с нами, погладила брата по лохматой макушке и села напротив меня. Она посмотрела в свой бокс и улыбнулась кусочкам абрикосов в нем.

— Миша, милый, ты видел?

Папа проследил взглядом за ней и кивнул.

— Мири, я в тебе даже не сомневалась! — она взглянула на меня с некоторой гордостью в глазах. — Теперь я уверена, что всё будет хорошо.

Но, тем не менее, после этого она сказала «Новости» и на противоположной от кухонной панели стене началась их трансляция, нарушившая напряженное молчание между нами.

— Старт космолета «РФ-1007» откладывается по причине некомпетентности микробиолога девятого уровня, чье имя команда корабля отказывается разглашать. Введен внутренний карантин на семь дней, бригада вирусологов уже прибыла на место утечки и разбирается c последствиями непреднамеренной разгерметизации бокса с микроорганизмами с планеты МП-329, более известной нам как Вэйдвэст, которые должны были быть доставлены на межпланетарную базу Б-041 для дальнейшего исследования за пределами Земли. Несмотря на введение внутрикорабельного карантина, временно запрещены рейсы с двенадцатой площадки космодрома «Байконур», а также перемещение космолетов из примыкающего к площадке двенадцатого ангара в другие ангары. Директор космодрома, Димитрий Колос, заверил нас, что вероятнее всего эта ситуация будет вскоре разрешена, и через пару дней двенадцатую площадку и ангар переведут в обычный режим отправления… — приятный голос диктора продолжил что-то вещать, но я уже не вслушивалась, всё равно сижу спиной к экрану, а поворачиваться не особо хотелось. Проблемы ближайшего космодрома меня сейчас волновали меньше всего.

Сама я только раз вылетала за пределы Земли. Это была школьная экскурсия на Б- 015, планетарную базу нашей Солнечной системы. Она располагалась совсем недалеко, вблизи Марса, но нам не позволили даже прогуляться в костюмах по поверхности. Видимо, школьная администрация решила потратить кредиты на что-то более весомое, чем экскурсия выпускников. И то верно. Большая часть нас в будущем всё равно не будет работать за пределами родной системы, так чего тратиться?

Мама посмотрела на руку. Сквозь смуглую кожу проступали светящиеся цифры, но мне с моего места не было видно, сколько же сейчас времени. Папа заметил это движение и тоже посмотрел на свою. Я не выдержала и повернулась к экрану. В уголке показывали 07:38. Как же медленно течет время!

Руки, казалось, жили отдельной жизнью. Внутри словно натянули струну. Я погладила то место на запястье, где у родителей был подсвеченный прямоугольник такой необходимой мне сейчас информации. Я могла бы следить за тем, как секунды сменяют друг друга, или узнать, какая погода сейчас за окном или атмосферное давление. Наверное, теперь мне тоже встроят чип. И такой маленький гаджет, как на руке у всех в моей семье, будет и у меня. Бесплатное приложение к чипу, так сказать. Но пока мне тринадцать. И ещё целых три месяца я буду жить без него и сохранять мнимую свободу выбора. А через минут пять выяснится, что выбора у меня нет, и эти три месяца будут последними, когда я буду чувствовать себя более-менее независимой.

Стакан сока возле меня оказался наполовину пуст. Хотя я думала, что он пуст совсем. Видимо, я не заметила, как кто-то долил ещё вместо выпитого. И как это мама разрешила? Хотя у неё самой тоже пол стакана заполнено, наверное, она сама и налила, решила забыть про режим в такой волнительный момент.

Последние сладкие минуты в неизвестности. Последний глоток сока, который кажется вкуснее, чем обычно, хотя для меня это вроде бы невозможно.

Первой замечает движение мама и как-то дергается всем телом. Взгляд брата становится осмысленным, он обратил внимание на маму и вышел из сети, где сидел всё то время после того, как доел кашу, и демонстрировал чудеса выдержки, не возвращаясь в свою комнату и проникаясь ответственностью момента. Папа просто перевел взгляд на голограмму, возникшую возле окна.