Алистер Лоуренс - Соната лунной принцессы [СИ]

Снизу доносились сирены прибывающих полицейских машин — теперь-то уж точно все стало ясно. Вой сирен заглушал шум дороги, порывы ветра, истошные крики перепуганных соседей.

Поначалу нас было только двое: я и Стив. Подкрепление только-только готовилось войти в дом. Им предстояло подняться на семь этажей по узкой, довольно неудобной лестнице и преодолеть чердак, под завязку заваленный всяким хламом. Жители хранили там то, что им было уже не нужно, а выкинуть — жалко.

Впереди, на краю крыши стоял он — тот самый парень, которого мы преследовали от самого места преступления — вор с кейсом.

Мы оказались на месте преступления случайно, патрулируя улицу и невольно окунулись с головой в самую в гущу событий. Вот так — начало карьеры.

Теперь, через много лет, я смотрел сам на себя. Время словно замерло. Воздух сделался вязким, словно густым. Видение остановилось, как кино, будто поставленное на паузу.

— Удивлен? — Раздался голос Лауры.

Видимо — она правит балом, прерывая воспоминание паузами, словно пультом от телевизора.

— Есть такое. — Робко ответил я. — Немного.

— Не ожидал? Во сне к тебе являлся монстр, его ты готовился встретить? Нет, этот мужчина вовсе не похож на ужасное чудовище. Твой сон, где тебя кусают в шею, всего лишь образ, придуманный твоим разумом. Мозг мыслит символами. Смотри дальше. — Ход времени продолжился.

— Ни с места! Бежать больше некуда. — Произнес Стив, как только вор обернулся, как ни в чем не бывало.

На его груди, крепко привязанный на эластичные ремни, сидел маленький ребенок — девочка, годика два, не больше.

Ребенок сидел смирно, держа во рту соску и моргал длинными темными ресницами. Ее широкие голубые глаза смотрели на меня.

«Черт побери! Заложник!» — Подумал я, обдумывая, как бы освободить бедного ребенка.

— Отпусти девочку! Она не причем! Невинный ребенок может пострадать! — Стивен опередил меня.

— И? А что, если я скажу, что это мой ребенок, моя радость всей жизни. Моей дочери нужна дорогостоящая операция. Или она умрет… У меня больше никого нет на этом проклятом свете! Никого! Жена умерла, мать и брата унесли клятые пожиратели. Год за годом нас атакуют, а всем плевать, хоть бы построили больше убежищ! Разве мы не люди вовсе?

— И поэтому надо брать чужое? — Ограбление ломбарда, явно не являлось делом благородным, пусть цель и казалась таковой.

— Чужое? Чужое? — Мужчина отошел от края крыши, даже несмотря на то, что на него были направлены два ствола. — Хозяин ломбарда, будь он проклят тысячу раз, обещал помочь, но выгнал на улицу, как только все мои сбережения, накопленные годами неустанного труда у печи, оказались в его руках. Просто взял и забрал все, совсем все, до последнего медного колечка, доставшегося в наследство от прабабушки, и выставил меня вон… Вместо денег за украшения я получил шиш на постном масле. Это он вор, а не я! Он! Тупицы, прислужники воров и убийц! Моя дочь умрет из-за вас! — Вор, называющий вором другого, сорвался на крик.

Мужчина явно не походил на среднестатистического преступника. Его округлое лицо было гладко выбрито, волосы подстрижены, одежда выглядела опрятно, обувь начищена. Я даже мог назвать его профессию. Скорее всего, мужчина, как и мой отец — работал в пекарне. Почему? Он сам говорил про печь, явно имея в виду пекарню, а не завод (или крематорий, к примеру).

— Постой. Отдай нам ребенка, а я обещаю — мы поможем спасти ей жизнь. Только без глупостей.

— Почему я должен верить цепному псу системы, имени которого я не знаю? — Преступник направил на меня пистолет.

— Без глупостей… — Я предупредил его, но было уже слишком поздно.

Снайпер, скрытно появившийся на крыше дома напротив, видимо, не заметил ребенка и выстрелил мужчине в спину, едва почуяв опасность для наших со Стивеном жизней. Преступник глухо вскрикнул, пошатнулся, тяжело опустился на колени и упал на спину. Мы немедленно подбежали к нему. Последними словами были: «Спасите мою девочку». После он еще какое-то время находился в сознании, корчась от боли.

— Я обещаю… Меня зовут Рэт Джонс и я обещаю спасти твою дочь. — Сказал ему я, в надежде, облегчить его муки.

Мужчина выжил, а вот ребенок — нет. Маленький организм не справился. Врачи говорили — пуля попросту разорвала крохотные детские органы на две части. Я обещал, но ничего не смог поделать. С тех пор, я только и делал, что обещал, и обещал, и обещал, будто красноречивый политик… Обещал защитить… И не смог никого спасти: отца, сестру, Кристофера, Стивена. — «Я никого не могу спасти… Как такой неудачник, как я может быть полезен для Элизабет? Что же со мной… Я такой жалкий. Ничтожество, неудачник». — Не хватит всех эпитетов в мире, чтобы описать свое состояние в тот момент. Я ненавидел себя за свои слабости, коих было бесчисленное множество.

— Не вини себя за недостатки… Они есть у всех. Помни о том, что у тебя есть сила. Просто становись крепче. — Заключила Лаура.

— Легко сказать… Не вини… — Это довольно непросто.

Все дело в том, что мне стало известно — тот мужчина сошел с ума и провел остаток своих дней в застенках психиатрической лечебницы для особо опасных преступников, называя без устали мое имя и умоляя Всевышнего покарать меня. Может — это и есть наказание? Я знаю, каково это — терять близких людей, начиная со смерти отца. Я потерял всех: семью, друзей, только Лиз осталась в этом мире. — «Неужели — потеряю и ее». — От одной мысли мне сделалось не по себе.

— До последних дней мужчина винил именно меня, ведь это я не смог спасти ребенка.

— Но твоей вины в этом нет. Разве ты виноват? — Заметила Лаура. — Разве твоя рука нажала курок? Может ты толкнул мужчину на преступление? Или ты подговорил скупщика присвоить золото и нажиться на чужом горе? Ты пытался помочь, как мог. Но, к сожалению, не все в нашей жизни в нашей власти. Ведь ты старался и не опустил руки. Всегда делал все, что мог. Ты поступаешь правильно. Борись до конца. — Мы вернулись обратно в мир реальности. — Ты сделал все, что мог… Не ругай себя… Всякий дает обещания, которые не в силах выполнить. Это нормально — бояться сказать правду в лицо. Это и называется — ложь во спасение. Но, иногда люди теряют разницу между тонкой гранью, разделяющей ложь во благо ближнему и ложь во благо собственному эгоизму, самолюбию и гордыне. Помни и ты, и никогда не переступай черту. — Лаура остановилась и перевела взгляд на Лизи. — Теперь ты, Элизабет, милейшее создание без воспоминаний. Тебе, наверняка, было бы интересно — почему так? Потеря памяти? Наркотики?

— Потому, что я клон? Девушка робко спросила то, о чем догадывалась уже некоторое время.

— Нет. Не поэтому. Ты — наполовину ану.

«Что? Не может быть». — Нас обоих охватил некий ступор.