Роберт Вегнер - Все дети Барби

— Доктор Якобсон. Что случилось?

Глаза женщины на миг раскрылись шире.

— У нас аварийная ситуация. Состояния здоровья пациентки внезапно ухудшилось, доктор Денавер, — сказала она громко. — Прошу за мной.

Она легко оттолкнулась от стены, поймала контейнер с оборудованием, двигающийся к лаборатории, дала тому увлечь ее вперед. Шэн присоединился к ней. Оба охранника равнодушно посмотрели на него: похоже, то, что он сопровождал ассистентку Ямады, было лучшим пропуском.

Он подплыл к Барби, прицепившись к контейнеру. Вокруг кружили люди, но никто не обращал на него внимания. Если находишься в месте, доступ куда связан со специальными полномочиями, все полагают, что ты этими полномочиями обладаешь. Особенно если ты — рядом с правой рукой шефа.

Барбара была обнажена. Теперь, вблизи, она выглядела куда хуже, чем из-за стекла. Почти прозрачная кожа, сеть голубых вен выступала на поверхность, словно племенная татуировка, синие губы — знак недостатка кислорода, темные круги под глазами, веки настолько тонки, что под ними почти виден цвет глаз. Оба ее запястья он мог бы обхватить одной рукой.

Внизу живота, сразу над линией лобковых волос, был отвратительный, рваный шрам. След от кесарева сечения, значит…

— Пытались ее спасти. Ее, не ребенка. Ребенка — не удалось. Только после конца этой процедуры стало понятно, что отнюдь не лечение давало такие прекрасные результаты.

Памела Якобсон выплыла из-за контейнера. Повисла вниз головой относительно Шэна, двумя руками прижимая к груди планшет. Экономность движений, которая была ей присуща, свидетельствовала о немалом опыте передвижения при нулевой гравитации. Она опять смотрела не на него, а куда-то левее, в пространство.

— Она была первым случаем, понимаете? Первым человеком, у которого новообразование начало отступать после того, как появились метастазы почти во всех внутренних органах. Ее лечащий врач чуть не обмочился от счастья. Сообщил заведующему онкологического отделения, тот связался с коллегой из соседней больницы: «Интересный случай, у одной из моих пациенток случилась ремиссия рака, того, знаешь, сверхагрессивного, хотя мы давали ей не больше трех месяцев». Слух разошелся — и попал к Ямаде, тот стоял во главе группы, созданной как раз для борьбы с этим раком. Он появился в госпитале через пару дней.

Она медленно протянула руку и ухватилась за скобу у постели Барбары.

— Но прибыл слишком поздно. Барбара двумя днями раньше выписалась по собственному желанию, хотела решить какие-то дела. Вроде бы дело было в парне, вроде бы он хотел ее бросить, вроде бы поссорились, и он ее побил. Она была беременной, на третьем месяце. Когда ее привезли в госпиталь, то смогли сделать только одно: как можно скорее вскрыть ее и вынуть мертвого ребенка.

— Что случилось потом? — спросил Шэн тихо.

Она все еще не смотрела на него.

— Рак вернулся. Сильнее, чем раньше. Ямада… Профессор Ямада, — сказала Памела с усилием. — Он тогда неделю сидел в больнице, думал. Анализировал. Наверное, был у него какой-то проблеск, откровение или дух вселился, тут уж как кому нравится. В одних только Штатах от рака ежегодно страдает восемьсот тысяч человек, сто тысяч — умирают. Это эпидемия, о которой никто не пишет. Во всем мире счет идет на миллионы. Что такое жизнь одной женщины?

— Не понимаю.

— Она победила рак в последней стадии развития. И продолжает это делать. Раз за разом. И когда она почти исцелена, лечение прерывают, и опухоли позволяют развиться снова. Потому что Ямада все еще не понимает, как ей удается рак побеждать.

Это было словно удар по зубам. Если бы Памела Якобсон, все еще вися вверх ногами, вынула парализатор и выстрелила ему в пах, эффект был бы куда меньшим. Шэн чувствовал, словно на его груди сомкнулся железный обруч, а в голове взорвался небольшой заряд. Только и сумел, что открыть рот.

— Спокойно, доктор, — ассистентка Ямады впервые взглянула ему в глаза, и было это так, словно уставились на него два ледяных шарика с температурой абсолютного нуля. — Если бы я переслала вам сообщение Сетью или условилась о тайной встрече, Ямада узнал бы об этом в пять минут. Большие тайны проще всего прятать под светом прожекторов.

Она улыбнулась лучисто, словно рассказала ему какой-то анекдот, махнула рукой в сторону приближающихся техников и передала ему планшет. На экране появились две строчки текста.

— Если позже кто-то станет меня расспрашивать, скажу, что вы меня обманули, сообщив, что получили специальные полномочия от профессора. — Улыбка ее сделалась еще шире, а лед в глазах выстыл еще сильнее. — Сейчас все камеры тут выключены, мы перезапускаем систему. Будет мое слово против вашего.

Он кивнул и бросил взгляд на первую строчку. Гонадотропин, эстрогены, прогестерон, пролактин, лептин… Матерь Божья!

— Что он с ней делает?

— Пытается… пытался лечить. Я… у меня трое детей, доктор. На Земле. То, что он с ней делает… Я бы сошла с ума, делай он такое со мной. Предпочла бы умереть.

— И все с этим согласны?

— Здесь немного людей по-настоящему понимает, в чем состоит лечение профессора Ямады. Жесткое разделение ролей, каждый видит только одну часть, один кусочек паззла, лишь несколько человек может охватить целое. Я сама поняла только после четвертого цикла, когда в очередной раз прекратили любое лечение. А те, кто знают… Барбара подписала согласие на лечение, что она понимает риски и все такое. Юристы ее семьи никогда не выиграют у юристов Ямады.

— И сколько было тех… циклов?

— Я знаю о пяти. Вроде бы было шесть, но я не работаю тут с самого начала… — она коснулась Барбары. — У нее сердечный стимулятор и биостимулятор диафрагмы. Мы заставляем ее жить. Зачем вы сюда пришли?

— Хотел задать Ямаде несколько вопросов, — солгал он. — Увидел суматоху. Вы вынули ее из Сети?

— Не планировали этого. Ее сердце вдруг перестало биться. Не думаю, что Ямада будет доволен таким поворотом дел, он полетел на Землю, чтобы связаться с программистами фирмы. Что-то они готовят. У него пунктик насчет вероятностного похищения.

— А вы?

— Я? Я думаю, что она сбежала. Но завтра мы подключим ее к изолированному виртуалу — и она снова будет наша.

Памела взглянула на него, но потом отвела взгляд.

— Не возвращайте ее. Дайте ей умереть, доктор.

Вздохнула легонько и отплыла прочь, прежде чем он успел открыть рот.

На острове царило спокойствие. На этот раз он попал на пляж у подножья утеса. Небо было серым, а море — цвета мокрого пепла, лениво волновалось, словно покрывал его слой масла. Линия горизонта была почти незаметной.

— Ты что-то узнал?

Ани появилась из ниоткуда. Материализовалась из воздуха в двух метрах перед ним, почти на границе лижущих песок волн.