Владислав Жеребьёв - Исходный код

Светловолосая особа в аляповатом берете и красном шарфе вполне профессионально управлялась с адской машиной. Хел же, достигнув площадки первым, не стал задавать вопросов, а нырнув в открытую дверь, через секунду появился, уже сжимая в руке автомат. Два ствола делали свое дело уверенно и тщательно. Пули особого вреда мертвой плоти не наносили, но напор временно придерживали. Почти уже простившись с жизнью и придумывая на ходу массу «лестных» определений своему сумасшедшему поступку, Семен ухватился за руку Всеволода, и тот, крякнув, вздернул его наверх. И вовремя. Ловкий мертвяк, уйдя из зоны обстрела, умудрился проскользнуть по стене и вцепился в ногу аналитика синюшными, начавшими уже распухать руками.

– Тяни! – завизжал Давыдов. – Всеволод! Тяни! Он же сейчас меня цапнет!

Майор что есть силы потянул Семена, но мертвец, словно гиря, повис на нем и, не желая отпускать, уже тянулся к горлу зубами.

– Раскачай его! – заорал Хел, пытаясь перекрыть рев «Утеса» в руках незнакомки. – Я его в тыковку сниму.

– Была не была, – выдохнул майор и, перехватив ошалевшего от страха Давыдова за запястья, на пределе сил, чувствуя, как кровавая пелена застит глаза, а в ушах поднимается колокольный звон, что есть силы качнул его от себя. Грохнул выстрел, и мозги из расколотой головы разлетелись в разные стороны, а сам Семен вдруг стал легким как пушинка.

– Хватайся, – Всеволод втащил аналитика на лестницу и сам вцепился в железные перила, чтобы не упасть вниз от навалившейся вдруг слабости. – Теперь уже сам, а то мочи нет.

Девушка перестала стрелять и, поставив пулемет на площадку, перегнулась через железные перила.

– Ну что, мальчики? – поинтересовалась она с высоты второго этажа. – Будем тут болтаться или внутрь?

– Лучше внутрь, – закивал Давыдов.

– А я тут немного посижу, – пытаясь унять пульс, признался Курехин. – Если рукой пошевелю, то вниз рухну.

– Он у нас болеет, – снисходительно пояснил проводник незнакомке. – Чудо, что вообще смог Семена выдернуть.

– Герой, – девушка сняла берет, вытерла им пот со лба, скользнула внутрь и тут же появилась с бухтой веревки. Привязав один конец к железной скобе, на которой держалась лестница, девушка принялась стравливать веревку вниз, с расчетом, чтобы ее конец завис ровно напротив лица Всеволода. – Хватайся, – приказала она. – Пока живуны не появились.

– Живуны? – не понял Семен, примостившийся на краю площадки и с ужасом глядя на беснующуюся внизу толпу мертвецов.

– Живуны, – подтвердила девушка. – Эти, что внизу, расходный материал. Мозгов нет, руки да желудки, а живуны хуже. Я их так сама назвала, потому как живее всех живых. В гущу боя не лезут, но если видят добычу, могут и по лестнице, и по крышам, и по чему угодно, за что может зацепиться человеческая рука. Ингу такой сцапал часа три назад.

– Так вас двое? – неуверенно поинтересовался Всеволод снизу.

– Двое… Цепляйся, иначе хуже будет.

– Куда уж хуже, – майор с ужасом посмотрел вниз на протянутые к нему руки и оскаленные пасти и, сглотнув, вновь взглянул на веревку.

– Пошел!

Сделав нечеловеческое усилие, Курехин отцепил правую руку от железного поручня и схватился за спасательную веревку.

– Держите?

– Держим, – то ли Хел, то ли Семен. Сквозь рев и стенания морских пехотинцев ничего не разобрать. Сердце бухает, будто кузнечный молот, готовое в любой момент проломить грудную клетку. Виски ломит, словно кто-то нарочно сжимает голову тисками, вокруг все плывет, и правая сторона лица дергается, как кожа на барабане. Урод, не иначе, урод и слабак.

Стиснув зубы, Всеволод оторвал от поручня вторую руку и, впившись в веревку, завис в воздухе, приготовившись к быстрой, но мучительной смерти, а когда наконец ощутил, что вместо того чтобы упасть, он медленно, но верно поднимается вверх, нахлынула странная эйфория. Чем выше он поднимался, тем светлее и голубее становилось небо. Красный от натуги Семен и обливающийся потом Хел казались милыми и забавными, а зомби внизу – дурацкой шуткой на Хэллоуин. Нечто среднее между флэшмобом и футбольными болельщиками проигравшей команды.

– Готово, – проводник вцепился в ворот куртки майора, и вдвоем с аналитиком они втянули его, уже вовсе обессиленного, на крохотную железную площадку. Незнакомке с «Утесом» пришлось даже убраться внутрь, чтобы мужчины смогли поместиться.

– Что с ним? – поинтересовалась она, встревоженно выглядывая.

– Жар, слабость, кашель с кровью, – пояснил Хел.

– Плохо… – девушка поманила рукой. – Тащите его внутрь, у меня вроде были лекарства.

Незнакомку звали Светлана, она служила на базе специалистом по шифрованию. Отец Светланы, Сергей Хоружный, был приглашенным специалистом и работал в Штатах все лихие девяностые на строительстве атомных станций, а когда пришла пора возвращаться, попросил политического убежища. В Америке с ним осталась его маленькая дочь и ныне покойная супруга.

Сквозь колышущееся марево перед глазами Всеволод вглядывался в лицо незнакомки и раз за разом высматривал знакомые черты, а когда наконец понял, кто же перед ним, потерял сознание.

– «Светка, – говорит, – это же ты». А потом бац, и в отключку, – Семен с сомнением склонился над неподвижно лежащим на полу майором.

– Бредит, – кивнула Светлана. – Я этого вашего больного в первый раз вижу.

– А по-русски говоришь хорошо.

– Отец учил. Он как-то процитировал классика. Что-то вроде: «Я люблю свою страну, но ненавижу свое государство» [22] Е. Евтушенко. «Я родину свою люблю, Но ненавижу государство». (Примеч. ред.) , этими принципами и руководствовался. Мы вообще дома только по-русски говорили. Голова кругом шла. В школе один язык, дома другой, а потом ничего, привыкла.

– А как ты здесь-то оказалась?

– Папа похлопотал. У него был друг в Вашингтоне. Вот он сюда и устроил. В конце концов, работа замечательная. Свежий воздух, море, страховка и солидные деньги. Я тогда только после колледжа была, не знала, куда руки приложить, вот папа и посодействовал.

– А на родину никогда не хотелось взглянуть? – Хел открыл пластиковую коробку с медикаментами и начал колдовать над Всеволодом.

– Нет, – покачала головой незнакомка.

– Это же надо, – Семен уселся рядом с лежащим на полу Курехиным и, скомкав свою куртку, подсунул ему под голову. – Кто бы мог подумать?

– Что? – не поняла Светлана.

– Да то, – усмехнулся аналитик. – Какая реалистичная программа! Даже прошлое есть! Виртуозно!

Двенадцать дней до часа икс. Вечер. Реальность. Санкт-Петербург

Закрывшись на все четыре замка, Семен сидел на кухне, хмуро уставившись на пустую бутылку виски. От страха или от стресса, но алкоголь он поглощал в невероятных количествах. Почином была беленькая в кафе, откуда он уезжал на такси, а потом будто лавина прорвалась. Было страшно – панически, до ломоты в костях, до судорог, почти до икоты. То, как живой человек вдруг превратился в мертвый неодушевленный предмет, поразило и без того измученное сознание аналитика.