Вячеслав Поляков-Прокопьев - Цивилизация из канализации [СИ]

— Да, я. — Последовала долгая пауза, в течение которой здоровяк выслушивал тираду неведомого собеседника. Наконец, он проговорил: — Слушаюсь! Есть в подчинение!

Лицо его побледнело, глаза забегали; он был совершенно выбит из колеи и понятия не имел, как себя теперь вести.

— Ну, и что теперь прикажешь делать? Подать в отставку к чертовой матери? У меня еще никогда не было бабы-начальника! — возмутился здоровяк, обращаясь к высокому напарнику.

— Брось, не комплексуй и не психуй! Это же ненадолго. Подумаешь, баба. Вот кретин в погонах — хуже не придумаешь. Так что потерпим. Какие будут приказания, госпожа Серова?

— Пока никаких. Отдыхайте и по возможности не путайтесь под ногами. Если есть желание, можете удалиться, но оставайтесь, пожалуйста, в пределах города и на колесах. Я с вами еще свяжусь. Когда агенты удалились, Полина облегченно вздохнула.

— Никогда не любила военных, полицейских и спецслужбы! — Слово «спецслужбы» она выделила особо, вложив в него всю свою неприязнь. — Друзья, мы свободны! Будьте на связи! А сейчас давайте поскорее разбежимся в разные стороны, пока еще кто нибудь не нагрянул… Встречаемся завтра, на съемочной площадке, в два часа дня, как договаривались!

— В два часа дня следующего дня вся компания собралась вновь в съемочном павильоне киностудии. Обе пары были настолько довольны прошедшей ночью, что наперебой травили анекдоты, вспоминали веселые истории из детства или юношества и то и дело подолгу смеялись вместе над особо удачными шутками.

— Они держались отдельной группой, продолжая напропалую веселиться. На лицах девушек играл румянец — отголосок необыкновенных чувственных переживаний минувшей ночи, лица же мужчин озаряла одухотворенная улыбка всякий раз, когда они бросали на своих подруг восторженные взгляды.

— При некоторой наблюдательности нетрудно было сделать заключение, что обе пары прошлой ночью не сомкнули глаз, но ни капли об этом не жалеют. Наоборот, от них исходила незримая аура светлых чувств и эмоций, которая исподволь привлекала внимание окружающих.

— К развеселой компании подошел давешний гость званого ужина, а сегодня главный человек на съемочной площадке, он же главный режиссер. Широко улыбаясь, он радушно поприветствовал мужчин, затем, как принято у людей искусства, поцеловал ручки сперва Полине, потом Иззе-Кристи.

— Ее руку он после поцелуя задержал в своей и заговорил с девушкой, обращаясь к ней как к Кристине, ибо второго ее имени не знал и даже не подозревал о его существовании. Его галантное воркование было пересыпано обилием приятных слуху каждой женщины комплиментов.

— Милочка, ты шикарно выглядишь! Не знай я тебя раньше и не будь у тебя такого грозного жениха… — Режиссер скосил глаза на Александра-Эдварда, не подозревая, что за этим обликом кроется еще более жесткий характер, чем тот «грозный жених»… впрочем, в этом служителю муз еще предстояло убедиться. — Я бы в тебя точно влюбился! И предложил бы руку и сердце! Все, без остатка, так сказать, целиком и полностью!

— Ну-ка, ну-ка… Что ты там такое предложил бы, повтори! — Сверкнув глазами, напрягся Александр-Эдвард.

— Брось, Эдвард, тебе не к лицу ревновать. Ты у нас играешь в основном героев-любовников, так что войди в роль и успокойся! Я же не серьезно, шучу. Понял? Шу-чу!

— За такие шутки, знаешь… могут и по физиономии настучать!

— Право, это лишнее. Эдвард, ты что, сегодня не с той ноги встал? Это же я, твой режиссер, не забыл? Оставь эту несвойственную тебе игру в ревнивца! Это роль не твоя и не сегодня! Не знай я тебя, подумал бы, что парень спятил. Спорить с режиссером — это верх безрассудства! Не забывай, от меня зависит твоя зарплата…

— Он не успел закончить фразу, так как получил мощный апперкот в челюсть и тотчас рухнул на пыльный пол павильона.

— Браво! — зааплодировал Константин. — Ну вылитый я в молодости. Это же надо — нокаутировать своего же режиссера! И поделом. Язык надо держать в узде, а кто не может, пусть валяется на полу.

— Девушки солидарно и одобрительно смотрели на все еще сжатый кулак Александра-Эдварда. На разбитых о зубы кинорежиссера костяшках пальцев проступила кровь.

— У самого же служителя муз кровь из расквашенных губ текла куда обильнее. Он поднялся на ноги, недоуменно посмотрел на Александра-Эдварда и произнес с холодным высокомерием:

— Ты определенно спятил. Если б не контракт, я послал бы тебя, куда положено… но я профессионал и не размениваюсь на мелочи вроде эмоций. По окончании картины пошлю тебя на все восемь сторон! Если, конечно, ты сам не расторгнешь контракт раньше.

— Вон оно как. Что ж, еще посмотрим, кто будет платить неустойку! Кстати, почему именно на восемь? Как-то даже интересно.

— Потому что для тебя можно сделать любое исключение. Например, добавить к четырем известным сторонам света юго-запад, северо-восток и так далее… Короче, на все триста шестьдесят градусов!

— Скажи спасибо Кристине, а то бы я из тебя котлету сделал. Не люблю, знаешь ли, заносчивых, кинорежиссеров. Понял?

— Понял, понял… Начнем, пожалуй, работать!

— Александр-Эдвард мог бы повернуться и уйти, но решил продолжить этот импровизированный спектакль чисто из упрямства. С другой стороны, ему всегда хотелось посмотреть жизнь актеров изнутри. А раз такая возможность представилась, грех ее упускать.

— В общем-то, началось все довольно неплохо. Он даже предложил режиссеру свой платок, это был своего рода символ временного примирения ради работы, ради Иззи-Кристи… и ради того будущего, которое раскрывает свои объятья перед смельчаками, готовыми отдать себя без остатка его величеству Будущему!

— Константин оценивающе осмотрел следы битвы за правду на руке друга.

— Хороший удар! Надеюсь, подобный прием никогда не придется по моей челюсти…

— Это уж как будешь себя вести! — пошутил Александр-Эдвард!

— Поладим, чай не чужие! Я всегда за тебя, если не горой, то основательным пригорком!

— Они засмеялись. Девушки, только что увлеченно болтавшие о своем, о женском, повернулись к ним и со смехом прижались к своих возлюбленным. Крепко-крепко, близко-близко! И всем стало необыкновенно хорошо.

— Идиллию разрушил раздавшийся из громкоговорителя голос кинорежиссера, призывавший всех занятых в сегодняшних эпизодах актеров на площадку. Тем, кто еще не гримировался — сделать это немедленно! Режиссер исподлобья посмотрел на счастливую кино-парочку и добавил для них персонально:

— Вас что, не касается? Марш в гримерную! Здесь я царь и бог. Александр-Эдвард с Иззей-Кристи переглянулись, подмигнули друг другу и направились в гримерную. По пути прихватили сценарий. Неудобно что-либо изображать на площадке, если ты вообще не знаком с собственной ролью.