Анастасия Баталова - Нефть в наших жилах

— Кто вы и зачем вы здесь? Я не могу принимать подарки от незнакомых людей.

— Я учился вместе с вашей женой, — ответил красавец.

— С бывшей женой, — поправил Гарри.

— С бывшей, значит… Как вам будет угодно.

Гарри невольно залюбовался безукоризненным изяществом всех линий, образующих каждое мгновение хрупкий образ пришельца; высокий лоб, точеный подбородок, тонкая шея с золотой цепочкой; вот он поднял руку, и само движение показалось Гарри красивым, как падение цветка с яблони; от движения воздуха, возмущенного рукой незнакомца, донесся до Гарри едва уловимый таинственный аромат элитного одеколона…

— Ваше имя?

— Меня зовут Саймон Сайгон.

Чтобы попасть на территорию частной клиники «Лотос», Онки воспользовалась Единым Депутатским Удостоверением, дающим право посещать практически любые учреждения, включая коммерческие предприятия.

Администратор посмотрел ей вслед настороженно — визиты государственных лиц в последнее время не сулили ничего хорошего: многие депутаты высказывались в пользу того, чтобы объявить искусственное размножение человека вне закона. Минуту назад гостья справилась у молодого мужчины за информационной стойкой об Афине Тьюри, и он сообщил, что дирректрисса находится в своём кабинете на втором этаже.

Нажав крупную плоскую кнопку лифта, Онки осматривалась, изучала обстановку. Ремонт в клинике был свежий, атмосфера уютная, матовые обои цвета капучино, картины в деревянных рамах, мягкие кожаные кресла для ожидающих, ковры… Ничего типичного для медицинских учреждений: ни носилок вдоль стен, ни запаха лекарств — ничего, что могло бы навлечь мысли о страданиях и смерти, какие обычно сопровождают посещения бюджетных больниц.

Клиника Афины Тьюри, пожалуй, являлась единственной во всем мире клиникой с настоящими врачами, в халатах, масках, перчатках, которая слыла не домом скорби, а домом радости. Никаких новостей, кроме хороших, не вылетало из этих стен. Такова была политика руководства. Клиентам никогда не сообщалось ни о количестве неудачных попыток, погибших эмбрионов, недоношенных дефектных плодов — их могли быть сотни — ради того, чтобы родители со счастливыми улыбками прижали однажды к груди долгожданного розовощекого младенца…

Сквозь приоткрытую дверь, которую придерживал, прощаясь с кем-то, молоденький медбрат в голубом халате, Онки удалось мельком увидеть внутренность одного из кабинетов для приема. Традиционная больничная белизна стен и потолков была слегка разбавлена персиковыми тонами, как молочный коктейль — сиропом. Видимо, Афина считала дизайн немаловажной составляющей успеха в общении с клиентами. Кабинет врача-репродуктолога обстановкой напоминал скромную гостиную: Онки успела заметить журнальный столик с чайным сервизом и большой монитор для просмотра видеофайлов с микроскопа. У клиники «Лотос» имелась своя «фишка», маркетинговый ход, смелый и потому необычайно удачный: врачи показывали своим пациентам процесс зачатия их драгоценных чад в режиме реального времени. Все мониторы в кабинетах были подключены к лабораторным микроскопам. Сама Афина Тьюри питала к самому началу человеческой жизни большое уважение:

— Когда мне, студентке, в лаборатории впервые показали процесс дробления зиготы, я была ошеломлена. Ни прежде, ни после, мне не приходилось наблюдать ничего более величественного. Я могла бы сравнить это только с зарождением Вселенной: по одной из гипотез она сначала имела вид сгустка сверхплотной материи, а потом начала расширяться, давая жизнь галактикам, звёздам… Зигота перед первым делением затаивается; она молчит, как будто ждёт чего-то, это длится около суток, внутри неё, под плотной оболочкой, вершится будущее, пишется судьба: зигота похожа на Космос, сжатый до размеров неразличимой точки, на Вселенную перед Большим Взрывом. В принципе, так оно и есть.

Разумеется, находились родители, желающие оставить неприкосновенной тайну зачатия, но по большей части люди с радостью соглашались стать свидетелями первых мгновений жизни своих детей. Некоторые даже просили отдать им видеозаписи. Диски можно было забрать за определенную плату. И находились, разумеется, доброхоты, которые и за такое невинное, в общем-то, дополнение к сервису, клеймили клинику, обвиняя в «циничном отношении к чуду зарождения человека», в «подглядывании в замочную скважину боговой кухни».

Афина встречала всевозможные нападки, не поводя и бровью:

— Не кажется ли вам, коллеги, что мы уже не подглядываем в замочную скважину? Как по мне, так нам на той кухне давно дали поварские колпаки!

Онки приехала в репродуктивную клинику Афины не для того, чтобы удовлетворять любопытство; её желание увидеть своими глазами, что происходит в «Лотосе», возникло в связи с недавним громким преступлением: двое неизвестных напали на улице на бывших клиентов клиники — гомосексуальную супружескую пару — выхватили из коляски трёхмесячного ребенка и зверски избили прямо на глазах у несчастных родителей, выкрикивая слова, от которых леденела кровь:

— Смерть искусственно рожденным детям педиков!

— Только Бог способен создать живую душу!

— Легко зачатый легко сдохнет!

— В муках, Ева, должна ты рождать детей своих!

Неравнодушные прохожие пытались остановить трагическое безумие, вызвали скорую, отнятого у злодеев младенца занесли в помещение, как сумели оказали первую помощь. Все новостные паблики пестрили фотографиями окровавленного комбинезончика на мозаичном полу универсального магазина — родители ребенка запретили снимать его личико. Травмы оказались несовместимыми с жизнью. Несмотря на усилия врачей мальчик умер на третьи сутки в отделении интенсивной терапии.

Публичная казнь невинного младенца была квалифицирована правоохранительными органами как террористический акт, и преступникам, в случае их поимки, грозило пожизненное заключение.

Случай вызвал сильнейший общественный резонанс, пострадавшим супругам писали из разных уголков страны, присылали деньги, подарки; сама Афина от лица своей клиники пообещала в кратчайшие сроки совершенно бесплатно провести для перенесших ужасное потрясение клиентов повторную «процедуру воспроизведения». Этот без сомнения благородный жест, однако, не смягчил новой волны негативных общественных настроений против искусственной репродукции человека. Наряду с теми, кто сочувствовал родителям, пережившим гибель ребенка, находились и такие, кто едва ли не оправдывал действия преступников:

— А чего они сами на рожон лезут? Не приспособила ведь природа, чтоб у двух мужиков дети рождались! А эти — надо же! — особенные. Им приспичило. Вот и получили… Нет, ну… убивать, конечно, плохо…