Юлий Буркин - Бриллиантовый дождь

Но и вчера ночью, сразу после того, как Ева покинула меня, щелкнул замок той же двери… Или вчера мне все-таки показалось? Во всяком случае, не стоит пороть горячку.

Я вернулся в комнату и улегся в кровать. Но сна не было ни в одном глазу. Я закурил и вспомнил, что ДУРдом отключен, а с ним и вентиляция. Позвонить на reception?

Нет, – решил я, – не буду. Не хотел я, чтобы Дом наблюдал за моими душевными метаниями, да и недолюбливаю я эти Дома. Поэтому я просто пошел и открыл настежь окно. Стало прохладно, я натянул штаны и майку. Потом открыл бар и засандрачил полстакана отличного австралийского бренди. Для успокоения нервов.

Но ни черта они не успокоились, я вернулся к двери и опять уставился через глазок на дверь Боба. Я понял, что скоро я все равно не усну, а потому поставил на изящную прикроватную тумбочку пепельницу, бутылку бренди, стакан, положил пачку сигарет, зажигалку и подтащил все это к двери. Потом уселся на тумбочку, приник к глазку и стал ждать.

Я смотрел и курил, курил и смотрел, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы в очередной раз хлебнуть бренди. Я тихо разговаривал сам с собой, точнее, ругал сам себя, обвиняя в мнительности, недоверчивости, испорченности и прочих пороках… И вдруг дверь напротив отворилась, и из нее выпорхнула Ева! Я бросил сигарету в пепельницу и прижался к глазку так, что лоб хрустнул. Но обзор был небольшой, и Ева тотчас скрылась из поля моего зрения.

Распахнуть дверь сразу я не мог – мешала тумбочка. Я резко оттолкнул ее назад, а потом уже открыл дверь… Евы простыл и след. Что мне было делать? Уверять себя, что, во-первых, Боб поменялся с Евой комнатой, а во-вторых, ей именно сейчас вдруг приспичило прогуляться по ночному городу?.. Да нет, она не успела бы добраться до лифта, она вновь вошла в какую-то комнату…

В конце концов, кое-что я могу проверить, ничем не рискуя. Если это идиотское, но спасительное предположение верно, мне никто не откроет. Если нет… То мне будет все равно.

Я шагнул к двери Боба и тихо постучал, моля, чтобы никто не открыл… Но дверь распахнулась. И на ее пороге стоял Боб. И обычно хмурая его рожа была такой невероятно счастливой, какой я ее еще не видел. Но буквально в несколько мгновений это выражение сменилось на недоумение и разочарование.

– Я войду? – спросил я.

– Чего тебе? – неохотно пропустил он меня к себе.

Я уселся в кресло и сразу спросил. Хотя, вопрос этот был, скорее, риторическим:

– Она у тебя и вчера была?

– А тебе какое дело? – набычился Боб, усаживаясь на кровать, находящуюся, надо сказать, в живописном беспорядке. А рожа его покраснела так, что ответ мне уже был и не нужен.

И тут я расхохотался. Это была истерика. Я давился смехом, я корчился на обширном бобовом кресле, прекрасно сознавая, как по-идиотски сейчас выгляжу.

– Знаешь что, – сказал Боб угрожающе, – а не шел бы ты отсюда восвояси?

– Погоди, – прохрипел я, – погоди, я не могу…

– А я тебе помогу, – заверил Боб, нависнув надо мной.

– Стоп! Всё! Всё. – Заставил я себя успокоится, сел прямо и утер слезы. – Видишь ли, Боб, – сказал я, и голос мой предательски сорвался. – Видишь ли, Боб, – повторил я тверже, – дело в том, что и вчера, и сегодня она приходила к тебе сразу после меня.

Рожа у Боба вытянулась.

– Врешь! – сказал он.

– Да нет, Боб, я не вру, – сказал я и вдруг заплакал пьяными слезами, – не вру. Она трахалась со мной и вчера, и сегодня. И я думал, только со мной… Я думал… – Я не смог продолжать, захлебнувшись слезами. Все-таки много я выпил. И Боб сразу поверил мне. И сразу как-то сник.

– А я-то решил, девчонка в меня влюбилась, – сказал он. – Я-то в нее точно влюбился.

– Я тоже, – признался я, успокаиваясь.

– Но я как раз не думал, что она только со мной трахается, – заметил Боб, – я думал, еще и с Петруччио. По какой-то необходимости.

– А я решил, что она – его младшая сестренка…

– Слушай! А похоже! – встрепенулся Боб. – Он ее днем от нас бережет, а ночью она тайком сбегает и с нами трахается!

Похоже, эта мысль успокоила его. Сперва он считал, что Ева спит не только с ним, но и с Петруччио, теперь место Петруччио занял я, но, в принципе, ничего не изменилось… Однако я уже начал кое о чем догадываться.

– Только с нами двумя? – спросил я, невесело усмехнувшись. Боб наморщил лоб, а потом шлепнул по нему ладошкой:

– Ах, ты, сучка маленькая! – заорал он озаренно. – Ах, нимфоманка! – А эту фразу он выкрикнул уже почти весело. Толстокожее он, все-таки, животное. – Давай-ка, Чучу позвоним! Дом! – крикнул он, но тут же вновь хлопнул себя по лбу. – Я ж отключил его!

– Она попросила? – уточнил я, прекрасно зная ответ.

– Она.

– Меня тоже. Завести его обратно можно, позвонив на reception по обычному древнему телефону, он тут есть.

– Знаю, – кивнул Боб. – Но я ведь могу и сразу Чучу позвонить.

Я пожал плечами. Вообще-то мне не нравится разговаривать с человеком, не видя его, но ведь люди так сто лет разговаривали, даже больше. Так что это не принципиально.

Боб тем временем притащил трубу.

– Тут все просто, – сказал он, разглядывая какую-то карточку. – Набирать надо сначала номер этажа, потом номер комнаты. В какой он живет?

– В сорок пятой.

– Значит, шестнадцать-сорок пять… Та-ак… Алло! Привет! Ева не у тебя?! Нет, но была? – Боб прикрыл ладошкой микрофон, чтобы слышал только я. – Знаешь, как он это гордо заявил? Типа, «я не стыжусь своего большого и светлого чувства». – Он отнял руку от трубки. – Дуй ко мне! – скомандовал он. – Да нет, бить не буду. К тому же я тут не один… Да мне-то какое дело, женись, если хочется!.. Давай, давай, пошевеливайся, тут для тебя сюрприз есть!

Он отключил трубку.

– Позвони Пилецкому, – предложил я.

– Ты думаешь?! – сделал Боб большие глаза.

– А чем он хуже нас? Звони, звони, где трое, там и четверо… У тебя она тоже потом душ принимала?

– Принимала, – кивнул Боб. – Чистоплотная… На-ка ты сам Пиле звони. – В его голосе прозвучала горечь. Он протянул мне трубу. – Шестнадцать-сорок четыре.

Я набрал номер.

– Да? – сонно откликнулся Пиоттух-Пилецкий через некоторое время.

– Слушай, Пила, – начал я, – ты меня извини, не злись только. Скажи честно, ты с Евой спал?

– Гм, – отозвался он. – Чего ты мучаешься? Чего тебе не спиться-то?

– Ты от ответа не уходи. Спал или нет?

– Ну-у… – протянул Пилецкий. – Знаешь, я такие вещи не обсуждаю.

– Ясно. Значит, есть, что обсуждать. Ты ведь не говоришь «нет».

– Говорю. Нет. Не спал. А ты что, влюбился в нее?

Все-таки хороший человек Пилецкий, пожалел младшего товарища… Тут Боб вырвал трубку у меня из рук и заорал:

– Слушай, Пила, хватит нам мозги пудрить! Спал ты с ней или нет?! Тут дело серьезное! – он помолчал и перешел на шепот: – Да ладно, ладно, не скажу, он уже в другой комнате. Да знаю я, какой он ранимый, нет его тут. Ах, вот так, значит. Отлично! Давай, бегом ко мне, мы тут уже все в сборе… Не по телефону!