Юлий Буркин - Королева полтергейста

Взрыв потряс школу. Стекла из окон кабинета химии вылетели со звоном, слившимся с криками ребят и воем пожарной сигнализации. Отброшенная взрывной волной к первой парте, Маша терла обожженные руки и истерически хохотала. Химичка в глубоком обмороке сползала по стенке на пол. А из коридора доносился топот бегущих к месту происшествия людей.

… – Так и знай, – кричал на Машу рассерженный седой директор, – даром тебе эта выходка не пройдет! Так и передай своей мамочке!

– Но я не вижу ее, не вижу… – причитала химичка.

А не понимавший, что она имеет в виду, директор успокаивал ее:

– Ну ничего, ничего, это шок, это пройдет, все целы и невредимы, ничего не случилось.

… Для одноклассников Маша оставалась видимой, и они с наслаждением лицезрели разыгранный ею у доски спектакль. Теперь, провожаемая их восхищенными взглядами, Маша, подавленная мыслью о предстоящем тяжелом разговоре с матерью, шла по коридору второго этажа. И тут случилось то, ради чего она готова была бы пережить десяток подобных разговоров – ее догнал Леша Кислицин и САМ обратился к ней:

– Что тебе будет?

– Не знаю, – улыбнулась Маша и почувствовала, как улетучивается тяжесть с ее души. – Кажется, из школы выгонят.

– Ну и черт с ней, с этой школой, – сказал Леша, – ты и не жалей. Я, между прочим, тоже ухожу отсюда. Предки в новом микрорайоне хату получили. Обидно, конечно, в чужом классе школу заканчивать: последний звонок, все такое… Но с ребятами-то я буду встречаться. А учителя меня здешние достали – один понт, а знаний – ноль.

Он проводил ее до дома. Впервые мальчик провожал ее до дома. И сразу не какой-нибудь бросовый, а именно ее Атос. Они еще несколько минут проболтали возле ее подъезда, и она, словно на крыльях, взлетела на свой этаж, беспрестанно повторяя адрес лешиной новой квартиры, который он ей только что продиктовал, и номер телефона: 32-12-43. Дома все это было занесено в блокнот и любовно окружено маленькими рисованными розочками.

А вечером того же дня на семейном совете было бесповоротно решено отправить ее к отцу в Питер. Идею эту высказал отчим; мать прослезилась, не желая отпускать дочку так далеко, но ей на работу уже успели позвонить из гороно и предупредить, что после сегодняшнего ЧП в ЭТОЙ школе Маше уже не учиться. «Да и вообще, может быть, стоит обратить внимание на профессионально-технические училища? Так много отличных специальностей…» И иного способа наиболее безболезненно замять это дело не знала и она. С мыслью о скорой разлуке пришлось смириться. Тем более, что как бы ни было тяжело, но таким образом автоматически решался вопрос и об отношениях Степана Рудольфовича с падчерицей-невидимкой. А отношения эти обещали быть сложными.

Значит – в Петербург. В Питер!

Она сидела в углу тесного, но уютного кафе «Охта» на Тульской и, с наслаждением чередуя глоточки сдобренного коньяком кофе с затяжками сигареты, наблюдала в щелку между шторами суету автомобилей на Большеохтинском мосту. Вообще-то курила она немного, скорее баловалась, но после «дежурства» – после суток вынужденного аскетизма – грех было не закурить.

Здесь, в «Охте», вечерами паслась одна и та же, давно набившая ей оскомину публика, но так уж вышло, что в свое время именно тут она с неожиданной, выгодной для себя стороны узнала Якова, тут стала брать у него задания и получать заработанное.

Сейчас вместе с отцом, его второй женой – миловидной и очень тактичной брюнеткой Варварой Сергеевной – и парой трехгодовалых братьев-близняшек она жила в трехкомнатной квартире, совсем в другом конце города – на Васильевском. Но четыре года назад, когда она как снег свалилась отцу на голову, он в ожидании этой квартиры ютился в комнатке институтского общежития, окна которой выходили на Охтинское кладбище. Было тесно, и забегаловка эта – «Охта» – была ближайшим к ее жилищу «очагом культуры».

Полтора года, пока учеба в ее новой школе шла в первую смену, именно тут вечерами после занятий Маша и оставляла все присланные мамой деньги. И как же ей их не хватало! Но когда со второго полугодия девятого класса их перевели во вторую смену, она начала застревать в «Охте», до школы не доходя. На том ее учеба и закончилась. И денег стало не хватать еще сильнее.

– Хелло, Мери! – прервал ее воспоминания Яков, подсаживаясь и закуривая.

– Привет.

– Ну и чем же ты порадуешь меня сегодня? Надеюсь, как всегда – исчерпывающей информацией? – он положил свою ладонь на ее руку, но она демонстративно сбросила ее и ответила подчеркнуто бесстрастно:

– Значит, так. Снова ты меня подставил. Снова муж, жена и кто-то третий. Сколько раз я просила тебя: давай нормальные дела – шантаж, кровная месть, что угодно! Только избавь меня от семейных разборок. Ревнивые мужья и неверные жены! Меня колотит от слова «семья». Или ты мне не доверяешь? Я себе работу найду, будь спокоен…

– Ну что ты. Мери, что ты?.. Не заводись. Откуда я знал, что это дело раскрутится именно так? Клиент сообщил только о двух покушениях на него. О причинах он даже не догадывался, кто же мог предполагать?..

Яков прав. Собственно, она и без его разъяснений понимала, что банальность этого задания – не его вина. И вовсе не собиралась скандалить. Но его холеная мордочка и его фамильярность с ходу вывели ее из себя.

– Ладно, – махнула она рукой, – записывай.

Она продиктовала имя, фамилию и адрес человека, организующего покушения на ее клиента – Деева С. И. Она сообщила также, что человек этот – любовник Лизы, жены клиента. Она указала названия и адреса двух кафе, где обычно встречались любовники, сообщила день и час их ближайшей будущей встречи, пояснила, что, встретившись, они будут обсуждать план третьего и теперь уже обязательно УСПЕШНОГО покушения.

– Ай да Мери! – восторженно хлопнул себя по коленке Яков. – Ай да Маша – Пинкертон! Держи! – Он протянул ей вынутый из дипломата конверт с деньгами. Она, не пересчитывая, сунула его в сумочку, а Яков продолжал: – Когда же наконец ты расколешься? Ты же в курсе: я профессионал, я сыскное дело, как азбуку, знаю. Невозможно обычными методами выполнять самые сложные задания так быстро и качественно. Работаешь же ты за деньги. А за секрет я отвалю тебе сразу сто штук баксов. Сто пятьдесят. Без волокиты. Хочешь, даже авансом, я же тебе верю.

– А я тебе – нет. Потому что знаю тебя «от и до». Сейчас у тебя таких бабок нет даже близко. Мотор свой ты продавать не станешь, скорее мать продашь. Значит, займешь. А после – просто меня грохнешь, заберешь деньги и долг вернешь.

– За кого ты меня держишь?

– За того, кто ты и есть. Не отдашь ты эти деньги, сдохнешь скорее. А сейчас я тебе нужна, и ты меня не тронешь. Даже беречь будешь. – Они помолчали. – Да и не в этом даже дело, – продолжала она, смягчившись, – я же тебе тысячу раз повторяла: мой метод – единственная информация, которую я не продаю. «Ноу хау». Лучше вот что. Передай Дееву, что за повторную оплату я готова узнать с точностью до единого слова, о чем будут говорить его жена с дружком. А если утроит сумму, будет ему и охрана с полной гарантией безопасности.