Николай Айдарин - Интернет [СИ]

Схватился голыми примерзающими к металлу руками за нее и попытался встать. Посмотрел вверх. Wi-Fi стация. Багрово-белая в свете молнии, бьющей прямо в ее вершину. Сил оторваться уже нету, руки как вросли в эти обледенелые балки. Каждая мышца тела дергалась в неостановимом припадке, отовсюду шел горячий пар, не дающий нормально вдохнуть свежий вечерний воздух. Очнулся я уже в скорой.

— Ей, парень, как себя чувствуешь? — спросил медбрат, заметив, что я открыл глаза. Это был мужик примерно возраста моего отца, слегка небритый и отдаленно чем-то напоминающий нынешнего президента. Такое же показушно-прискорбное выражение лица. Я лежал на жесткой маленькой каталке внутри машины. Каждая мышца болела как после долгой изнуряющей тренировки, здорово щипало щеки, а ладони оказались сжатыми. Я уверенно сел, но ладоней разогнуть не смог — те были как дубовые, больше смахивающие на протезы, вдруг обросшие мясом.

— Как будто поезд сбил, — вспомнил я фразу из одного фильма.

— Говорить можешь, уже хорошо, — с облегчением проговорил медбрат. Он подсел ко мне поближе, достал маленький фонарик и направил мне его в глаза.

— Не моргай и следи за светом, — велел он. — Реакция есть. Помнишь, как тебя зовут? Я ответил. Медбрат кивнул.

— Голова болит? Кружится?

— Нет.

— А что болит?

— Мышцы. И ладони будто обжег. Не могу разогнуть пальцы.

— Сейчас. Он повернул мои руки ладонями вверх и медленно разогнул пальцы, наблюдая за моей реакцией. Больно при этом мне не было. Ладони действительно оказались красные в тех местах, где я держался за вышку. Медбрат достал иголку, и ткнул в мой указательный палец.

— Ай! — палец слегка дернулся.

— Хорошо. Он протыкал каждый палец, ладонь по центру, проверил ноги — все оказалось в порядке.

— Встать можешь? Я неуверенно кивнул. Но уверенно встал, лишь слегка покачнувшись.

Стоять приходилось согнувшись — мешал потолок машины, и я немного погодя сел обратно.

— Хорошо, — обрадовался он. — Помнишь, что произошло?

— Шел дождь, — я слегка замялся, силясь вспомнить. Картинки в голове появлялись неохотно, будто застревали где-то на полпути среди хлама пустых воспоминаний. Но, все же, выползали на поверхность.

— Я ехал в автобусе, — продолжил я, начав тереть лоб начавшими двигаться пальцами. Лоб оказался слегка поцарапанным, но совершенно сухим. На одной из щек я нащупал пластырь.

— Нас начало заносить, — воспоминания вдруг хлынули разом, будто плотину прорвало. — Столб! Сугроб! Вышка с интернетом! Молния! Запахло чем-то паленым. Оказывается, обоняние до этого спало, а теперь возвращалось вместе со всем остальным. Я оглядел себя. Куртку с меня сняли, свитер тоже, а футболку вытащили из штанов. И та из чисто белой превратилась в белую подпаленную в некоторых местах. На джинсах тоже обнаружились пятна гари, как и на свитере и куртке, которые лежали рядом на сидении. Я обеспокоенно задрал футболку, страшась обнаружить жуткие раны и ожоги. Но кожа была абсолютно нормальная. И волосы с головы никуда не делись, только вот сильно пушились и потрескивали от статики.

— Я… цел? — осторожно спросил я.

— Вполне, — кивнул медбрат. — Слабые ожоги на руках, царапины на лице, ничего серьезного.

— Фух-х, — облегченно выдохнул я. Ну и денек выдался! Сначала попал под дождь в январе, затем увидал кучу молний, бьющих прямо в землю, и в итоге одна из них чуть не поджарила меня! Но я жив. Жив, черт возьми! Плевать на царапины, к дьяволу ожоги и паленую одежду! Я живой!!!

— Но тебя все равно нужно обследовать, — твердо заявил медбрат. — МРТ всего тела, куча анализов, обязательно ЭКГ и так далее. Полный список твой врач составит. Куча анализов и всяких тестов. Я им что — лабораторная крыса, которую непременно нужно препарировать лишь потому, что она должна была сдохнуть, но не сдохла?

— Сейчас тебя и отвезем сразу в больницу, лады?

— Я…

— Вот только, раз уж с тобой, вроде бы, все тип-топ, пойду посмотрю, что в других машинах, может, кому из раненых помощь нужна.

— Раненые? — спросил я. — А, ну да, авария. Много раненых? Есть убитые? Только бы не водитель, только бы не он. Этот старик чуть ли не единственный, кто ко мне относится как к человеку, а не как к половой тряпке, об которую можно вытирать ноги. На остальных плевать

— я их не знаю, и знать не хочу. Люди по всему миру умирают каждый день.

— Мертвых нет, не бойся, — медбрат дружески похлопал меня по плечу.

— Серьезных ранений я тоже не заметил. Похоже, автобус еле полз по трассе, так что повезло всем, кроме тебя. Ну как всегда, всем везет, а меня удача обходит стороной. Где справедливость, спрашивается? Он открыл заднюю дверь машины, тут же потянуло жутко холодным влажным воздухом. Я поежился и потянулся за обгорелым вонючим свитером.

— Но проверить надо, — добавил медбрат. — Никуда не уходи. Он закрыл дверь и ушел. Я привстал, быстренько заправил футболку обратно в штаны, надел свитер, подумал немного и нацепил куртку. Одежда вся была абсолютно сухая, будто я не купался ни в какой луже, не был под проливным дождем и не зачерпывал воротником тонны грязного снега. Волосы тоже сухие. Странно. Что же получается, я провалялся без сознания несколько часов, и одежда успела высохнуть? Не, дурацкая куртка даже на сушилке так быстро не сохнет. Да пассажиры еще здесь, раз медбрат пошел их проверять, а большинство раненых увозят сразу после осмотра. Еще не увезли, получается, прошло всего ничего. К тому же, замерзшим я себя не чувствую совершенно, а провалявшись в снегу хотя бы полчаса я бы дрожал как осиновый лист на ветру. Мобильник сгорел. Во всяком случае, включаться отказывается.

Сколько сейчас времени? Насколько видно из окна, небо черное, ясное, со звездами. Уже ночь? Не, скорее всего, где-то в районе восьми-одиннадцати. Вот блин, завтра пересдача с утра! А я хотел подготовиться хотя бы чуть-чуть, чтобы наскрести на тройбан. Не успею же ни черта! И этот клон президента не отпустит поди. Надо убираться отсюда, пока он не вернулся. Я медленно открыл дверцу скорой и выглянул наружу. Там было чертовски холодно. Справа виднелся злополучный столб с кучей битого стекла на замерзшей, блестевшей под светом звезд дороге. Две патрульных полицейских машины, игравших роль ограждения. Пустые.

Зевак не наблюдается, но вон приближается какая-то легковушка.

Может, подбросят? Под ногами лед, благо, весь неровный и исцарапанный шипованными покрышками, идти легко, ноги почти не разъезжаются в стороны, грозясь посадить меня на шпагат. Я, пригнувшись, как это обычно делают герои фильмов, стараясь быть менее заметными, прошел между двумя полицейскими машинами и стал дожидаться подъезжающей.

Оглянулся назад. Автобус был метрах в двадцати от столба, полностью на дороге и стоявший лобовым стеклом ко мне. Бок был жестоко смят, большинство стекол с той стороны выбиты. Всех пассажиров уже успели вывезти и рассовать по нескольким машинам скорой помощи. Так же я заметил еще парочку полицейских машин, а так же пожарников, скучавших возле негорящего автобуса, и ремонтников, забирающихся на дымящуюся у самой вершины вышку. Несколько медбратьев бегали вокруг скорых туда-сюда, передавая какие-то пакеты, полицейские расставляли с противоположной относительно меня стороны ограждающие знаки, а какой-то толстый дядька отвечал телевизионщикам, тыкая пальцем в автобус. Подъехавшая машина оказалась такси. Она с шарканьем остановилась в нескольких метрах от меня, и из опустившегося стекла выглянул грузин-таксист.