Александр Соколов - Что не снилось мудрецам

Карари, понимая, что постепенно выдыхается и выдаёт себя с головой, разорвал дистанцию:

— Прекрасно, мастер. Просто превосходно. Минимум движений, максимум эффективности. Но так мы будем драться очень долго. Эй, ты! Да, ты, одноглазый! Брось-ка мне меч.

Воины заволновались, круг вокруг бойцов начал сжиматься. Меренаки остановил негодование жестом. Один из стражников бросил свой клинок. Карари его подхватил, глянул исподлобья, крутанул оба. Бросился в повторную атаку, рубанув одним сверху, а вторым сбоку. Мечи сшиблись в воздухе с адским скрежетом. Меренаки сумел парировать оба, повернув свой меч остриём вниз и уйдя в сторону. Ударил плашмя в область щеки, но догонять и добивать не стал. Толпа возбуждённо взвыла, потрясая оружием.

Шлем Карари смялся, прорези для глаз сдвинулись так, что перестал видеть. В ярости он сорвал его с себя. Завёл руку, потрогал кожу. Крови не было. Помотал лысой башкой и накинулся, словно рассвирепевший слон, повторяя ошибку многих, многих бойцов. Завертелась мельница свирепых ударов, один за другим, с частотой швейной машинки. Меренаки изнемогал в защите, уворачиваясь, подставляя под них лезвие, плечи и локти.

— Карари, остановись! — в ужасе закричал Олег.

Слабость дала о себе знать в самый неподходящий момент. В глазах замутилось, мастер не успел должным образом подвернуть лезвие, чтобы пустить меч противника по плоскости клинка и сразу перевести в другую сторону под летящий второй. Вместо этого вышел жёсткий блок грань-в-грань. Оба лезвия брызнули в стороны сталью, образовались острые выбоины, клинки застряли друг в друге. Второй меч ударил по нагруднику. Лишь в последний момент Меренаки успел выгнуться и смягчить его так, что тот не пробил броню.

— Карари, нет! — визжал Краснов.

Карари подскочил и с размаху пнул кованым мыском в грудь. Его бывший командир отлетел и упал на спину. Нагрудник от удара прогнулся внутрь. Закашлялся и сплюнул кровь — сломанное ребро пронзило лёгкое. Засипел тяжело, но чудовищным усилием встал на четвереньки. Взял в руки выщербленный клинок, опёрся на него. Попытался встать, ещё раз харкнул кровью.

Татуированный монстр покачал головой. Но презрения не высказал. Не унижал, не оскорблял. Просто медлил.

— Карари, опомнись! — писклявил Олег.

— Захлопни пасть, ройхэ! — не выдержал великан, повернувшись к нему. — Ты здесь чужак. Борахи, убей его!

Меч Меренаки пронзил ему живот. Великан охнул, упал на колени, не выпуская из рук оружия. Мастер выдернул свой, обошёл его, чтобы взглянуть в глаза. Браслет Борахи горел синим пламенем.

— Ты нарушил правила, мастер, — захлёбываясь кровью выдохнул Карари.

— Ты — тоже.

— Так будь же ты проклят!

Опустил меч на голову мастера последним диким усилием. Меренаки взмахнул своим так, что выбил его из рук бывшего соратника. Меч, завертевшись, отлетел и вонзился по самую гарду в грудь Борахи. Наместник со стуком распластался, вокруг раны стремительно намок алый ореол. Голова Карари слетела с плеч, обезглавленное тело повалилось и забилось в агонии.

— Меренаки! — не мог себя удержать в руках Краснов.

Тот скинул с себя шлем и бросил меч на мостовую. В следующее мгновение его грудь взорвалась, кровавые ошмётки разлетелись по брусчатке. Браслет Борахи потух, а сам он застыл на боку с открытыми белыми глазами. Олега вырвало.

— Ну, что, все мертвы?

О, этот учтивый, мелодичный голос мерзавца. Краснов утёрся рукавом, взглянул на Белионда ненавидящим взглядом.

— Подданные, захватчики, все, кто слышат меня сейчас. Склонитесь перед вашим королём! — завибрировал его голос под сводами Деората.

Недавние противники переглянулись. Отряды были обезглавлены, командовать было некому. Подчиняясь его воле, великаны нехотя, один за другим преклонили колени. Все, кроме маленького человечка. Стиснув кулачки, тот завис в воздухе, безумными глазами оглядывая поле боя, в котором остался лежать бывший командир, ставший ему другом.

— Лироден… — он не узнал свой голос. — Возьми его меч. Спрячь.

Великан, чуть не плача, кивнул и бережно поднял клинок.

Глаза человека и великана встретились. Безумный, рыскающий взгляд разбился о глыбу холода, надменности и превосходства. Белионд улыбался, глядя как вздымается грудь, ходят желваки и вздуваются ноздри у Краснова. Ещё немного, и могло случиться непоправимое. Но сзади подлетели и взяли под руку.

— Ваша мудрость, вы позволите?

«Заэттра… Как ты спаслась? Или это снова была часть грандиозного спектакля, разыгранного как по нотам перед нами, наивными зрителями?»

Как она это делает? Ведь каждый раз, когда Олежка слышал её голос, моментально покрывался мурашками. Она сводила с ума. Вот и сейчас, когда возникла у него за спиной, зависнув в характерной позе, он почувствовал, что у него отнимаются ноги, а несчастное сердце замирает в волнении, чтобы потом гулко и резко ухнуть в груди.

— Что именно, девочка моя?

— Украсть его на время.

— Ради тебя — всё, что душе угодно.

— Благодарю, повелитель.

— Летим со мной, любимый!

Он был не в силах сопротивляться. Позволил увлечь за собой, вознестись под купол и покинуть место смертельной дуэли. И пока ещё оставалась возможность, сухими глазами, будто в них сыпанули песка, провожал Меренаки. Всё не мог осознать случившееся.

Горько и пусто было внутри. Так уже было однажды — на похоронах родителей. Тогда тоже очень хотелось плакать. Но слёзы облегчения не шли. Он думал, что тот далёкий надлом в душе покрылся коростой. Ошибся. Ничего не залечилось. А новый удар и вовсе грозил сломать его. Да, он был слабым человеком. Тонким, ранимым и остро чувствующим. Только никому не показывал этого, разве что друзьям — непоседе Тимуру и внешне холодному и невозмутимому Витьку. Давящая пустота разливалась внутри. Волна за волной неумолимо накатывал депрессняк.

Невыносимая горечь иссушала и грызла. Даже не заметил, как они влетели в маленький грот под куполом Деората, недавно вырубленный в земной тверди. Уютное гнёздышко человеческих размеров. С нормальной обстановкой и мебелью. При других обстоятельствах Олег непременно заметил бы работу мебельщика, который изукрасил шкаф, стол, кресло и спинки кровати изящной и тонкой вязью. Заэттра подвела его к постели, он совершенно механически сел… Сама тихо села рядом, погладила плечи, ходившие ходуном.

— Что же ты молчишь, любимый? Что с тобой происходит?

— Я во всём виноват… Я не сумел…

— Чего не сумел? — пыталась она заглянуть ему в глаза.

— Разгадать его…

— Белионда?

Краснов еле заметно кивнул. От этого движения волосы с проседью закрыли ему лицо. Заэттра откинула их, погладила заросшие щёки, попыталась приподнять подбородок. Он мягко отстранился.