Михаил Харитонов - Золотой ключ, или Похождения Буратины

Как ни удивительно, но чем-то подобным занята и светлая еврейская голова Грегора Замзы, домового сверчка-иудея. Нет, он не употребляет никаких веществ, считая себя выше этого. И не спит, поскольку не имеет потребности во сне. То пассивно-онемелое состояние, в которое он иногда впадает, скорее подобно оцепененью. Да и оно-то посещает его нечасто. Тем не менее и Замза временами нуждается в отдыхе, особенно от печальных мыслей о разных цорес . Сейчас его мысли именно таковы: у него неприятности. Кое-что пошло не так. Грегор этого не любит – но сделать ничего не может, по крайней мере пока. Чтобы отвлечься, он, сидючи в своём тайном укрывище, занимает себя переводом на идиш стихотворенья Хосе Соррилья-и-Мораля – поэта, рождённого в Вальядолиде, умершего в Мадриде и любимого профессором Преображенским. Замза тщится передать звуками местечкового жаргона звучанье строки, кончающейся словами «esta apartada orilla», но покамест достиг лишь того, что испанские слова звучат у него в голове всё чётче, всё громче… всё громче, всё чётче. Но мы же не будем отвлекать его? Нет? Вот и я так думаю. За мной!

Жужа и Маша Герцен, чинная старобрачная пара, решились в кои-то веки тряхнуть стариной. Сейчас они сёрбают из корытец коктейли пряные на именинах у Сары Барабу. Разумеется, там же отжигают и Псюша, и Склизка, и прочие высокопородные шалавы. Фу такими быть! Ну их, фифуль непарнокопытных.

Педобир Онуфрий уже третий час кряду стоит на коленях перед иконой Дочки-Матери С Сосочками и возносит ей Вселенскую Мантру из Круга Песнопений Гоги «бя, бя, бя, Боби-Боба». Эту святейшую из мантр полагается читать до полного просветления в вышних – то есть до рассвета. Ты желаешь присоединиться к нему, мой читатель? Если да – благослови тебя Дочь, если нет – за мной!

Старуха Фанни Капительман сварливо переругивается с начальницей похоронной команды. Скоропостижно скончался её единственный челядин, Зюзявочка – подхватил какой-то грибок и сгнил в два дня. Похоронщицы настаивают на кремации (из-за грибка), а это стоит два соверена двадцать сольдо. Старуха Капительман трохи думает за это, шо таких денег не бывает, щтоб ви там все сдохли себе на здоровьичко.

Крокодил Геннадий, охранник при вольерах для эволюционирующих в корпусе Е Института Трансгенных Исследований, может показаться кому-нибудь спящим на посту. Именно эту мысль – ложную, роковую! – лелеет юный зелёный попугайчик, намеревающийся прошмыгнуть мимо стража порядка. Попугайчик рассчитывает навестить зайчиху-эволюэ, которая вчера давала ему весьма недвусмысленные авансы. Он многого не знает, этот пылкий юноша – в т. ч. того, что заинька никогда его не любила: сердце её давно уж отдано холодному, загадочному крокодилу. Бедный влюблённый!

Сова Минерва, заместительница начальника ЛПИ – она лишь единожды мелькнула в нашем повествовании, но всё ж она была тебе представлена, читатель, была-была! – никак не может заставить себя поесть полезный для фигуры салат из редьки с авокадо. Вместо этого ей мучительно хочется свежей мышатины. С кем не бывает?

Суслик Кокочка ругается с метранпажем по поводу кривого цветоделения, из-за которого обложка очередного номера GQ ушла в хлорную желтизну. Метранпаж отругивается, валит всё на качество краски и прозрачно намекает, что Кокочка вообще-то бизнес-редактор и что за вмешательство в чужую сферу компетенции вполне можно отхватить по кумкватам. Метранпаж – осёл по основе, так что угроза реальна. Но нам-то Кокочку не жалко, ибо кто мы ему и кто он нам? Правильно – никто! Тьфу на него и на кумкваты его! Вперёд!

Лев Строфокамилович Тененбойм, администратор и педагог, ворочается на своём ложе, не могя уснуть. Его попеременно снедают надежды и страхи. Директор Аусбухенцентрума Бонч Леопадлович Бруевич в последнем разговоре вполне определённо намекнул, что открытие филиала школы – дело практически решённое. Тененбойм понимает, что изводит себя понапрасну, да ничего не может поделать со своим неуёмным воображением: то он парит в облаках, видя себя в вожделенном кресле директора филиала, то падает в бездны отчаяния, представляя в нём какого-нибудь выскочку, коварно подольстившегося к Бруевичу. Сейчас он подозревает в интриганстве даже безобидного методиста Гепу Дрейфуса, который как раз в этот момент пьёт горькую с баранчиком Бяшей.

С большей пользою проводит свой досуг другой педагог, Огюст Эмильевич Викторианский. Вежливый Лось совершает ночной обход мужских палат. Он любит проверять знания учеников, будя их ночью и задавая вопросы на сообразительность. Он уже уличил двух смазливых мальчугашек в незнании басни «Ургант и Виторган». Один крысёныш даже осмелился спросонку ляпнуть, что такая басня отсутствует в школьной программе – за что заработал дополнительное наказание за спор с преподавателем. Душа Огюста Эмильевича тихо ликует в предвкушении того, как изысканно он завтра вобьёт крысёнышу ума с заднего крыльца.

Занята и крыса Шушара, недавно принятая в гимназию на должность младшего экзекутора. Она запаривает в солёном кипятке розги для юной газели, неусердной в тригонометрии. С этой девочкой приходится работать вручную, так как от электричества та сразу хлопается в обморок. Никаких сладких волнений крыса при этом не чувствует: порка её не возбуждает, а отгрызать ученикам части тела запрещено школьными правилами.

Тораборский Король пребывает в своём кабинете – то есть в том самом месте, которого мы с тобою, милый мой читатель, никогда не увидим, а это жаль, ибо там много любопытного, особенно в дальнем углу чуть правее герани. Но Король пребывает именно там, сидит в любимом sella curulis и перечитывает конспект последнего сна, в котором его посещал Неуловимый Джо. Который тем временем находится там, где ему быть надлежит, и делает то, что ему делать и следует – но не спит.

Полковник Барсуков уж и подавно не спит, а занимается чем-то настолько важным и секретным, что автор сафа-ах’тмаль ув’ажуха.

Ныне благополучно властвующая Верховная Обаятельница Вондерленда, Их Грациозность Мимими Вторая Софт-Пауэр, пребывает в личных апартаментах. Но не дрыхнет по-лошажьи, а читает рукопись нового романа Папилломы Пржевальской. Лучше прочувствовать все извивы прихотливого сюжета помогает ей самка тапира – её упругий хобот пришёлся Их Грациозности по душе и по размеру. В связи с чем капибара Анфиска получила отставку.

Кстати, о Папилломе. Популярная сочинительница занимается в манеже. Вчера её подружка сказала, что она косолапит, а Папиллома всегда гордилась своей походкой. Сейчас она делает восьмой круг, стараясь двигаться плавно, высоко держа круп и не засекая передних ног. Дышит она, чесгря, уже с трудом: сказывается возраст и малоподвижный образ жизни.