Михаил Харитонов - Золотой ключ, или Похождения Буратины

– Ты хочешь сказать, что это несправедливо, – печально усмехнулся Коллоди. – Ответ неверный. Смотри сам. Моя работа была целиком завязана на секвенсор. Точнее, на конкретную модель. Sherman/KA-5003. Я профессиональный шерманщик, за что и был ценим. Шарманку я знал как свои пять пальцев. На другом оборудовании я работать не умею. То есть умею, но паршивенько. На лаборантском уровне. С компетентностью где-то на троечку. Вот меня и понизили в лаборанты. Из отдела меня, соответственно, погнали, ключи от лаборатории отобрали. Хорошо хоть оставили эту каморку. И то – потому, что она на хрен никому не нужна. Ну, конечно, кроме… – тут доктор как-то очень уж резко прервался.

– А со мной как? – бамбук, пережив первый шок, вспомнил о самом важном на свете – о себе.

– С тобой сложно, – вздохнул Карло. – Джузеппе настаивает, чтобы тебя отправили на общее и потом в прислугу. Или вниз на препараты, если ты окажешься не годен для службы. Я его отчасти понимаю. С его изделиями я поступил именно так, ему хочется поквитаться. Может быть, я бы даже не возражал, пусть спустит пары. Но ты уже прошёл первый ребилдинг. И стал несколько умнее. Я настоял на том, чтобы ты остался при мне в статусе эволюэ. Жить будешь пока здесь. Потом что-нибудь придумаем.

– Спасидо, папа, – только и смог выдавить из себя Буратина.

– Спасидо на хлеб не намажешь. Учти, мне сейчас не до тебя. Нужно решить ещё несколько вопросов. Располагайся пока. Убери, что ли, со стола… Хотя нет, я сам разберусь. Сиди тут, короче. Покедова.

Он развернулся и ушёл, хлопнув дверью.

Буратина не помнил, сколько времени просидел на койке, уставившись в пол. Внутри у него было очень скверно – ну примерно так скверно, как будто с него сняли по сотне баллов за соцприспособленность и сообразительность, а потом ещё он был побит на спарринге конём, и тот конь хорошенько прочистил ему задницу по праву победителя… Нет, даже хуже. Буратина не знал, как это называется, но ему было очень плохо.

– Я всё слышал. Сочувствую, – раздался почти что над ухом голос сверчка. Тот, оказывается, выполз из своей щели и снова устроился на прежнем месте, уцепившись за едва заметные неровности стены.

– Вообще говоря, насколько я знаю эту вашу социальную систему, которую – повторю это ещё раз – я считаю аморальной и неэффективной, положение доктора Коллоди не столь уж плачевно, как может показаться. Его лишили статуса, потому что сломалось оборудование, на котором он работал. Однако наш доктор стрессоустойчив и не лишён определённых волевых качеств. И к тому же вполне способен обучаться. Конечно, после шермановского секвенсора осваивать более примитивную технику тяжело. Тем не менее у него есть шансы со временем вернуть себе утраченное положение. Важно вот что: пока у него остаётся на попечении хотя бы один эволюционирующий, они не могут совсем лишить его доступа к трансгенным исследованиям. А вы, насколько я понимаю, и есть его… как бы это выразиться… питомец?

– Ну, – буркнул Буратина. – Папа он мой, – добавил он зачем-то.

– Хмм. Отец? Вы хотите сказать, что являетесь носителем его генов? Никогда бы не подумал, – сверчок скептически повёл усиками.

– Он меня ребилдил, – объяснил бамбук.

– А, в этом смысле. Так вот, послушайте меня. Сейчас ваша дальнейшая судьба висит буквально на волоске. Достаточно доктору Коллоди… ах да, теперь он всего лишь лаборант, и звание за ним сохраняется только символически… так вот, достаточно вашему отцу сделать хотя бы одну маленькую ошибку, и его отстранят от трансгенных работ. Для вас это будет означать… впрочем, к чему эти уводящие вдаль недоговорки? Вас просто вернут в вольер. Где вы окажетесь во власти господина Джузеппе, с некоторых пор не питающего к вам особых симпатий. Вы улавливаете мою мысль? Вы хотя бы слушаете?

Буратина кивнул: он и в самом деле слушал и даже старался понять, что говорит Замза.

– Ага. Вижу, даже ваши деревянные мозги зашевелились… Что ж, в таком случае постарайтесь понять, что я вам скажу. Вам необходимо – да-да, жизненно необходимо! – продемонстрировать убедительные успехи в автоэволюции. Дальнейший ребилдинг и обучение в Центре вам, скорее всего, будут какое-то время недоступны. Вам наращивали мозг?

– Ага. Лобные доли. Давно уже, – добавил бамбук, тщетно пытаясь вспомнить, когда, собственно, это было. С чувством времени у него было тоже неважно.

– Давно? Непохоже что-то. В любом случае, терять время вам нельзя. Без интенсивного обучения новые клетки просто отомрут. Дефолт мозга – вот ваша судьба, если вы немедленно не возьмётесь за интенсивное обучение. Попробуйте уговорить вашего, так сказать, отца, отдать вас в хорошее частное училище. Это, конечно, требует вида на жительство вне Центра. Не знаю, насколько сложно его сейчас получить. Лет десять назад, насколько я помню, это не составляло большой проблемы. С платой за обучение могут быть разные накладки. Хотя, наверное, у Карло остались какие-нибудь сбережения… Впрочем, это мы обсудим подробнее, когда он вернётся, – насекомое, тряся усиками, спустилось пониже, с явным намерением устроиться на полу.

– Погодь-погодь, – прервал его Буратина. – Ты-то тут каким боком? Папа сам разберётся. И вообще, – у деревяшкина проснулся наконец инстинкт защиты личного пространства, – что ты такое говорил насчёт того, что ты тут живёшь? А по какому праву? Кто тебе тут ползать разрешил, чмошник?

Насекомое резво попятилось вверх.

– До сих пор моё право на пребывание здесь никем не оспаривалось, – зашипело оно, разинув жвалы.

Это Буратина понял правильно.

– Значит, никто не разрешал. Прижился тут, ещё и хозяйничает. Ах ты столетняя букашка-таракашка, – последние слова деревяшкин произнёс с особенным удовольствием. – Так вот, меня здесь поселил папа. Здесь я хозяин. Убирайся отсюда.

– Вы… вы унизились до демонстрации примитивных собственнических инстинктов! Одумайтесь! Вы не в вольере! – задохнулось от возмущения насекомое.

– Тогда дерись. Вызываю тебя на спарринг, – оскалился бамбук и поднялся с койки.

– Ах вот вы как… Угрозы и грубое насилие, как это по-гойски… Что ж, я не в силах противостоять открытой агрессии. Я уйду, хотя мне грустно покидать комнату, где я прожил целых сто лет, – быстро проговорил жук, подрагивая тельцем и осторожно переставляя лапки. – Однако, прежде чем я уйду, выслушайте всё же один полезный совет, – голос жука стал сладким, но с издевательской ноткой. – Попытайтесь всё же как можно скорее попасть в хорошее училище. Я бы рекомендовал Хогвардс или Аусбухенцентрум, там по крайней мере чему-то учат… И поторопитесь. То есть поторопите своего любезного папочку. В противном случае вас ждут, да простится мне подобный оборот речи, ужасные опасности и страшные похождения. Мне будет, разумеется, очень жаль, но в случае промедления вам придётся пролить горькие слёзы. Ибо, – тон господина Замзы стал откровенно угрожающим, – если вы не уберётесь отсюда вон в сколько-нибудь приемлемые сроки, я не дам за вашу жизнь и дохлой сухой мухи.