Михаил Харитонов - Золотой ключ, или Похождения Буратины

– Ничего удивительного, просто ей очень не хочется под пресс. Мне бы на её месте было бы тоже несколько не по себе. Алисочка, не выводи меня из меня. Твоё прекраснодушие мы уже оценили. Но если ты будешь и дальше испытывать моё терпение… это что такое?

Лиса плакала – тихо, беззвучно. Слёзы катились по рыжей шёрстке, взмокшей от страха и боли.

– Я же сказал, что терпеть не могу сырости! – голос снова стал недовольным. – Девочка, сейчас тобой займётся Шушенька, и минуты через три ты матерью подочеришь мне всё что угодно.

– Я знаю, – тихо сказала лиса. – Я на всё соглашусь. Но это сейчас. А потом я не смогу.

– Шуша? Она так думает?

– Угу, вроде как, – презрительно подтвердила крыса, обнюхав лису.

– Фу-ты ну-ты! – невидимое существо откровенно развеселилось. – Выходит, старик Гегель был прав в своих рассуждениях о негативном идеализме молодой души. Ах да, вы же не в курсе, кто такой Гегель? В Сундуке его сочинений не осталось, да и быть не могло. А между тем немецкая классическая философия была прелюбопытнейшим эпифеноменом человеческой культуры. Девочка, ты сама себя не знаешь. Мы посадим тебя, если можно так выразиться, на голодный паёк, и твоя матка поможет тебе принять правильное решение. Думаю, двух дней будет достаточно, но я не тороплюсь. Так что поживёшь недельку в душевной и телесной чистоте, in castrum [13] Castrum ( лат .) – «военный лагерь». В римских военных лагерях важным элементом дисциплины считалось половое воздержание, на что и намекает сверчок. À propos: можно встретить мнение, что слово «кастрация» как-то связано с castrum, однако мнение это, вероятнее всего, ложно. Ср., напр.: Рао А. Р . Этимология слова «кастрация» и ее связь с мифом о бобре, который сам себя кастрировал // Андрология и генитальная хирургия. 2010. № 1. , так сказать. Шуша за тобой присмотрит.

– Зачем вам это? – сказала лиса, чтобы хоть что-то сказать.

– Это мой каприз, – самодовольно заявило существо. – И я имею на него моральное право, как оскорблённая сторона. Когда какая-то жалкая, ничтожная личность… впрочем, о личностном начале в данной ситуации говорить вообще не приходится… так вот, когда какая-то жалкая заготовка, зон фон колбе ун пипете [14] «Сын колбы и пипетки» ( идиш ). , наносит мне смертельное оскорбление, впервые за последние пятьдесят лет… Как сказал бы великий Омир, «вспять потекли источники рек», – ах да, этого вы тоже не знаете. В общем, я так хочу. Этого довольно.

– Дайте мне ещё один шанс, – снова попросила крыса.

– Нет, нет, нет и ещё раз нет! – заявил голос. – Плохой девочке уже давали шанс. Теперь дадим шанс хорошей девочке.

9 октября 312 года от Х.

Страна Дураков, Вондерленд, мини-сити Кавай, частный клуб-ресторан «Кабинет».

Ранний вечер.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

В прошедший уик-энд внимание публики было приковано к череде праздничных мероприятий в Кавае. Молодые полусветские двухсотки с боем прорывались на закрытое шоу-пати в элитарном «Кабинете», желая блеснуть в традиционном соревновании по блиц-няшу. На сей раз устроители конкурса предложили электорат свежего отлова на волчьей и кошачьей основе. Победительницей была признана Псения «Псюша» Сучак (флаттершай, 290 гр.), за четыре с половиной минуты овладевшая манулом. Приз – случка с чемпионом породы – был консуммирован в Красном зале, где были замечены такие известные пуси, как Сара Барабу, Склизка Дерри-Пасха, Молли «Гвин» Драпеза и другие. Молодёжь тем временем веселилась в Синем зале, где певица Жозефина (мышь, собств. Сары Барабу) порадовала свежим хитом «В далёкой бухте Тимбукту». Через два часа певица вновь была презентована шеф-поваром, предложившим паровую мышатину с артишоками. Мясо снова входит в моду: теперь, чтобы быть в тренде, нужно иметь крепкий желудок…

Вечерний Понивилль, № 12 (230), полусветский обзор от Бекки Биркин-Клатч.

Гермиона Ловицкая осторожно тронула копытом тяжёлую дверь. Она стала полноправной вагой клуба полгода назад, но всякий раз где-то под ложечкой возникало гаденькое чувство, что на этот раз её не пустят. Фейс-контроль в «Кабинете» был жёстким – пройти через охрану могла только настоящая двухсотка.

Две поняши в гламурных попонках, тусующиеся в том же переулочке, заметив её, начали о чём-то шептаться. Одна, впрочем, разулыбалась и бочком-бочком начала подступать к двери, явно пытаясь упасть пусе на хвост. Ванда, конечно, всё равно её тормознула бы, но через открытую дверь няшить было легче: появлялся хоть какой-то шанс.

Противное чувство неуверенности как языком слизнуло. Гермиона усмехнулась и хлестнула хвостом по крупу – то был приглашающе-снисходительный жест: «можешь за мной, разрешаю». Гламурная кобылка тихо фукнула, но решила смирить гордыню и заняла стратегически важное место у двери. Подруга одарила её злобным взглядом и сделала вид, что она тут просто пасётся. Хотя на булыжной мостовой не росло ни травинки, а потрава газона обошлась бы девочке в десятку-другую.

Фру-Фру вытянула шею и тихонько свистнула. Подлетел услужающий бэтмен, Ветерок, повис на попонке, зубками потянул за молнию балаклавы и расчехлил хозяйку.

Гермиона ещё раз стукнула в дверь копытом, посильнее. Открылось маленькое зарешёченное окошко, в котором замаячила скуластая мордашка панды Ванды, поставленной на это место в прошлом месяце и уже успевшей заслужить дружную нелюбовь посетительниц Синего зала. Някнуть Ванду было ой как непросто.

Разумеется, Мирре Ловицкой было бы достаточно одного взгляда и пары слов. Увы, Гермионе всё-таки требовалась минута-другая.

Фру-Фру набрала воздуху в лёгкие, приблизила мордочку к решётке и нежнейшим голосом начала напевать заняшивающую майсу:

– Маленькая, слушай, – тут она плавно включила теплоту, – всё правда, всё на самом деле правильно, хорошо, ты умничка, – она чуть наклонила голову и улыбнулась глазами.

Панда зажмурилась, борясь с накрывающей волной. Она была заняшена восьмьюдесятью грациями и каждый день получала от хозяйки строгий приказ «не пускать никаких посторонних». Кто такие посторонние, ей не объясняли, поэтому по умолчанию она ориентировалась на слово «никаких». Однако грациозность Гермионы была двести сорок, и на «умничке» зверёк поплыл – ушки развесились, глазёнки зацвели дурной блажью.

– Смотри, это же я пришла, кто же ещё, а ты устала, ждать меня устала, маленькая, – продолжала бормотать поняша обычные няшущие слова, добавляя всё больше теплоты, – ты меня ждала, я пришла, не обманула…

Дверь приоткрылась, някнутая панда высунула рыльце. Поняша наклонилась и посмотрела охраннице в глаза. Та со счастливым стоном распахнула дверь полностью.