Фрэнк Лонг - Мир выживших [Авторский сборник]

Я встал, преисполненный этой величественной уверенности, наблюдая, как мое изображение поднимается вместе со мной на полированной металлической поверхности навигационной панели.

Но я видел не себя — то есть не себя как личность. В крепкой груди, покрытой густым светлым мехом, в вытянутом, заостренном лице и глубоко посаженных глазах, в которых тлели вечные огни, я увидел себя как вершину пирамиды, кульминацию пяти миллионов лет эволюционной борьбы.

Как об этом сказал поэт?

Вечный человек, имя которого прославлено во всей звездной пустоте…

Лоутону нравилось бороться. Он с восторгом обменивался ударами с Томми Слэшавэем, его худое тело блестел от пота. Он предпочитал драться медленно, смакуя каждый удар, получая удовольствие от того, как постепенно спадает темп поединка.

— В следующий раз повезет больше, Слэшавэй, — сказал он, проведя левый хук в челюсть противника с такой силой, что большая волосатая обезьяна выплюнула резинку и повалилась на спину.

Лоутон отбросил назад прядь рыжих волос и уставился на обмякшую фигуру, лежащую на слегка наклоненном спортивном настиле.

— Хорошая работа, Слэшавэй, — сказал он. — Ты примитивный и мрачный, но у тебя есть то, что нужно.

Лоутон льстил себе: он считал себя противоположностью примитива. Он предсказывал погоду на восемь дней вперед куда точнее, чем бил.

Они разослали его отчет за пару минут. Из Нью-Йорка в Лондон, в Сингапур и обратно. Через полчаса он переоденется в уличную одежду и отправится наружу с чертовски хорошим чувством.

Он исполнил свой еженедельный долг перед обществом, манипулируя метеорологическими приборами в течение сорока пяти минут в верхних теплых слоях стратосферы и удовлетворил свою любовь к поединкам, отколотив профессионального борца. У него будет насыщенная. славная неделя, и он сможет позаниматься чем-то другим.

Командир космического корабля, капитан Форрестер, вошел и посмотрел на него с укоризной.

— Дэйв, я не поддерживаю тех ребят, реформаторов, которые хотят переделать природу заново. Но тебе придется признать, что наше поколение знает, как добиться наилучшего эффекта с минимальными усилиями. Сейчас у нас нет мировых войн, потому что мы расходуем энергию, занимаясь парусным спортом восемь или десять раз в неделю. С тех пор как о наших романтических эмоциях стало заботиться тактильное дальновидение, мы уже не зависим от разных случайностей.

Лоутон обернулся и вопросительно посмотрел на него:

— Думаешь, я этого не понимаю? Можно подумать, что я просто свалился с Марса.

— Всё нормально. У нас есть предохранительные клапаны. Предполагается, что они помогут нам остаться цивилизованными. Но тебе от них нет никакой пользы.

— Черта с два. Я каждый раз дерусь со Слэшавэем, когда оказываюсь на борту «Персея». А что касается женщин — что ж, для меня существует только одна девушка в мире, и я не променяю ее ни на какие турецкие картинки дальновидения из Стамбула.

— Да, я понимаю. Но ты выплескивал свои примитивные эмоции со слишком большим усилием. Даже железного человека можно контузить. Тот последний удар был зверским. То, что Слэшавэй два раза в неделю получает тяжелые удары и обрушивается на весь медицинский персонал, не означает, что он может выдержать…

Корабль внезапно содрогнулся. Палуба изогнулась под ногами Лоутона, швырнув его к капитану Форрестеру и заставив обоих мужчин двигаться так, что могло показаться, будто они вместе вальсируют по кораблю. Все еще лежавший на полу спарринг-партнер покатился вниз, столкнувшись с металлической перегородкой; он мотался взад и вперед, как мокрая скумбрия.

Прошла целая минута, прежде чем Лоутон положил этому конец. Он наклонился, чтобы помочь Слэшавэю избежать опасности, потом прыгнул в сторону бывшего противника. Но неуклонно усиливавшиеся резкие колебания корабля отшвырнули его в сторону от командира; Лоутон рухнул на массивного гимнастического коня, ободрав голень и стукнувшись о палубу.

Он пополз к спарринг-партнеру на четвереньках; в висках у него стучало. Резкие колебания прекратились за мгновение до того, как он добрался до Слэшавэя. Он с усилием поднял большого человека, прижал его к переборке и начал трясти, пока зубы не застучали.

— Слэшавэй, — бормотал он, — Слэшавэй, старик!

Слэшавэй открыл заплывшие глаза.

— Уф! — пробормотал он. — Ты крепко меня приложил, сэр.

— Ты вырубился со скоростью света, — объяснил Лоутон. — За минуту до того, как корабль накренился.

— Корабль накренился, сэр?

— Что-то пошло не так, Слэшавэй. Корабль не двигается. Не было вибраций… Слэшавэй, ты ранен? Твой череп стукнулся о перегородку так сильно, что я испугался…

— Со мной все нормально. Что значит, корабль не движется? Как он мог остановиться?

— Я не знаю, Слэшавэй, — сказал Лоутон.

Помогая противнику подняться, он с опаской посмотрел на пострадавшего. Капитан Форрестер присел на колени, ошупывая сухожилия, проверяя, нет ли растяжения связок; лицо его подергивалось.

— Сильно болит, сэр?

Капитан тряхнул головой.

— Кажется, не очень. Дэйв, мы на высоте двадцать тысяч футов, как мы, черт побери, можем застыть в неподвижности в космосе?

— Твоя правда, командир.

— Надо сказать, ты очень полезен.

У Форрестера заболели ноги и он, хромая, пошел в сторону одного из кварцевых портов атлетического зала — к небольшому сияющему кругу, расположенному на уровне глаз. Порт наклонился вниз под углом почти шестьдесят градусов, но все, что он мог увидеть — это неясные отблески; потом он уткнулся бровями в смотровой козырек и уставился вниз. Лоутон услышал, как он резко вздохнул.

— Что такое, сэр?

— Тонкие перистые облака прямо под нами. Они не двигаются.

Лоутон ахнул, ощущение абсолютной невозможности сложившейся ситуации нарастало и приобретало кошмарные пропорции. Что могло случиться?

Прямо за ним, возле висевшего на переборке хронометра, отмерявшего секунды с неуклонной регулярностью, находился синий визор, сейчас покрытый туманной дымкой — достаточно было включить его, чтобы связаться с пилотами.

Капитан доковылял до визора и нажал на кнопку. Два пилота появились на экране; они сидели бок о бок посреди паутины сверкающих проводов и нихромовых приборов. Они расстегнули свои защитные костюмы, а их шлемы лежали на коленях. Свет от свечи Яблокова, заливавший кабину, очерчивал их измученные лица, которые приобрели трупный оттенок.

Капитан заговорил прямо в прибор.

— Что не так с кораблем? — скомандовал он. — Почему мы не спускаемся? Доусон, ты должен объяснить мне!

Один из пилотов наклонился вперед, напряжённо по водя плечами.