Марина Буторина - Мотылек-самоубийца [СИ]

Между ними горячо и влажно, и после яркой вспышки удовольствия их обоих накрывает мягкой теплой волной удовлетворения. Бен большой и тяжелый, от него исходит жар; он зарывается носом в ее волосы над ухом.

Они лежат и дышат так какое-то время, но потом он откатывается на спину. Разгоряченная кожа тут же покрывается мурашками. Рей приподнимается и подползает к нему, чтобы согреться у него под боком. Бен целует ее в макушку, обнимает одной рукой, а другой шарит поблизости, находит свой плащ и укрывает им их обоих.

— Я люблю тебя.

Эти слова звучат не как признание, скорее как вызов. Будто он ими что-то отвоевывает.

Рей счастливо улыбается, чего он, конечно же, не видит. Она прижимается губами к его груди и шепчет на кожу:

— Я тоже тебя люблю.

Сквозь затуманенный разум мелькает мысль, что им необходимо подняться и одеться — не оставаться же здесь нагими на постели из мха, посреди тумана и камня. Но ни она, ни Бен ничего не предпринимают. Он продолжает крепко прижимать ее к себе, а она вдыхает запах его вспотевшей кожи. Тишина и темнота укутывают не хуже его плаща и, не сговариваясь, они засыпают.

Мягче постели Рей не знала.

Кайло спускается с «Сокола» в холодную предрассветную хмарь. Все спят: Чубакка, раскинувшийся на спальном мешке в одном из отсеков, Рей и ее ученики — они никогда не поднимаются в такую рань.

Весь мир спит.

Кроме него.

Он чуть разминает затекшие после сна руки и ноги, откидывает со лба непослушные отросшие пряди и направляется к озеру, где привык тренироваться и купаться до завтрака.

Больше всего ему нравится это предрассветное тихое время. В воздухе разлита свежесть и прохлада, и дышится легко.

Это странное чувство эйфории, звенящее внутри него — это свобода или растерянность?

Еще не так давно Кайло точно знал, чего хочет и к чему стремится.

Ему было важно стать кем-то значимым. Важно было доказать своей матери, отцу, дяде, Сноуку, памяти деда, всем тем, кто его знал, всему миру и в первую очередь самому себе, что он — нечто большее, чем кажется, и что уж он точно не тот, за кого они все его принимают. Что в нем есть потенциал, что он не просто буйная неукротимая сила, которую непременно нужно направлять и подавлять. Он сам способен справиться с собой.

Но, как оказалось, — как он видел сейчас: все попытки продемонстрировать независимость тоже оказались частью его невольничества. Он был послушным сыном, падаваном, учеником, рыцарем — ради них, и он ярился, рвал и метал — тоже ради них. И теперь, глядя на себя вчерашнего, ему было горько, что понадобилось целых тридцать лет его жизни и одно покушение на убийство, чтобы понять наконец-то, что он никому ничего не должен.

Лишь самому себе и тому, что он выбирает сердцем. А сердце его выбирало Рей.

Еще пару лет назад Кайло бы искренне подивился себе настоящему, так он был серьезен в своих честолюбивых намерениях. Хотя бы вспомнить, как он был снисходителен с захваченной им девушкой, которой пренебрежительно бросил: «Мусорщица», — и не затем, чтобы задеть, а потому что почти все казалось ничтожным в сравнении с его наследием. В том числе девчонка с Джакку.

Но вот он здесь: живет на старом отцовском корабле, проводит время в компании старого отцовского друга, рассказывает детям, о существовании которых не подозревал еще несколько недель назад, истории, услышанные от матери в детстве, засыпает в объятиях Рей. И, кажется, он… счастлив.

Кайло с изумлением обнаруживает, что так и есть. Его личное счастье, как оказалось, составляют совсем простые вещи. Когда ему больше не перед кем отчитываться за свою судьбу, все, что ему нужно, — это тишина, чувство внутреннего равновесия и Рей, с улыбкой подставляющая под поцелуи ямочки на своих щеках.

Он заглядывает в себя глубже — так глубоко, насколько это возможно, — силясь разобрать, не осталось ли чего-то в потемках его души. Такого, что снедало бы его ночами, не давая сомкнуть глаз. Но не обнаруживает ничего.

Кайло едва ли может вспомнить, когда был действительно безмятежен. В детстве? Детские воспоминания даются ему с трудом. Он помнит события и лица, но не помнит своих чувств и настроений.

Однако все, начиная с отрочества, отравлено обидой, гневом, неприятием, непониманием, злостью и, в конечном итоге, — ненавистью.

Тогда его утешало лишь одно — обещания, которые дарил ему лживый вкрадчивый голос Сноука. И стоило Люку поднять над ним свой меч, как он поверил в эти обещания, поверил с отчаянием и безрассудством человека, прыгающего через бездну в надежде достигнуть другого края пропасти, в то время как под ногами рассыпается земля.

Сноук обещал ему величие там, где с родными его ждало лишь разочарование, признание вместо неприятия, свободу действий вместо повторения ошибок многих и многих до него. А когда Кайло был подавлен разлукой с семьей, он направил его мысли — дал пищу для размышлений, подсказав, кто из его семьи точно не отвернулся бы от Бена и кто стал бы его наставником, останься он в живых.

Сноук был отличным лжецом и ловким манипулятором.

Теперь Кайло осознавал, как глупо купился на историю о том, что их с Рей связь — лишь его уловка…

Мысли о Рей — это неумолимо затягивающий его омут чувств, где он поочередно испытывает желание, нежность, возбуждение, радость и смятение.

С той первой ночи в их общении мало что изменилось. Лишь то, как она теперь смотрит на него украдкой, с весельем и теплотой во взгляде и то, как пробирается иногда ночью на «Сокол», чтобы прямо в одежде свернуться у него под боком.

Они часто, не сговариваясь, ищут уединенных встреч друг с другом.

Они встречались посреди дня на корабле Лэндо, где Рей торопилась стащить с него одежду, и где он не спеша целовал ее от ключиц до пупка так, словно все время на свете теперь было их.

Иногда они прогуливались ночью, когда ее ученики засыпали, и Рей дразнила его поцелуями, пока они не добирались до той самой поляны, где он мог позволить себе, наконец, потерять терпение и сорвать с нее одежду под ее легкий смех.

Эти воспоминания будто заставляют его сознание парить высоко над ним, в то время как ступающие по камням ноги становятся тяжелее прежнего, и во всем теле раздается ненавязчивый, но неотступный гул.

Он поднимается на высокогорный луг, оставляя за спиной дымку тумана, и с радостным удивлением обнаруживает, что сегодня он не будет здесь один.

Рей с вечера дала себе зарок проснуться до рассвета, и ей это удается.

Кругом тишина и сон. Она поднимается, берет свои вещи и крадучись выбирается из скита. Она знает, что проснувшиеся ученики ее не потеряют, и, одевшись, направляется к озеру.