Вадим Волобуев - Боги грядущего

Те не поддавались, хватали его за коленки, рыдали.

А вождь гремел:

— Нам говорили, Огонь покинул нас. Это не так. Он всегда был с нами. Потому-то и шли мы от беды к беде. Он посылал эти беды! Отец Огневик натравил Его на нас из ненависти ко мне. Ему не по нраву выбор общины! Он хочет сам распоряжаться здесь. Хочет сам ставить и свергать вождей. Слушайте меня, люди! Сейчас, здесь вершится наша судьба. Хотите вы ходить в узде сумасшедшего старика или желаете быть свободными? Думайте, люди, думайте!

— Айййй, — завопил Пылан, снова вскакивая. — Мне уж все равно — Отец ли, вождь ли, только б все закончилось.

Длинный, нескладный, с короткой пышной бородой и залысинами на висках, он казался древним пророком, вынырнувшим из бездны времен — одним из тех, что несли по тайге Огненную веру. Лицо его смялось от печали, выпуклые глаза взирали с отчаянной решимостью. Ему, потерявшему жену, теперь ничего не было страшно: вождь так вождь, Отец так Отец. Лишь бы найти виноватого и выместить на нем свое горе.

И тут эхом отозвалось:

— Мне тоже все равно! Потому что сил моих больше нет. Нет сил! Сделайте что-нибудь вы, поставленные над общиной: ты, зрящий, и ты, ведущий. — Это кричала Рдяница, скинув колпак и заливаясь слезами.

Супруг ее, Жар-Косторез, хотел утихомирить жену, что-то говорил ей, но та лишь отмахивалась.

И тут рядом с вождем появился Искромет — беззаботный, с тонкой улыбкой и приподнятой правой бровью: что еще за заварушка?

Откуда он вынырнул? Из какого тумана соткался? Только что его не было, и вот он уже здесь — разбитной плавильщик, покоривший сердца общинных баб. По какому праву он на собрании? Чужаки не могут мешаться в дела общины.

Но прежде, чем кто-то успел возмутиться, вождь приобнял Искромета за плечи и громко произнес:

— Вот тот, кто знает средство от наших бед.

Искромет открыл было рот, но тут, наконец, слово взял Отец Огневик. Тяжело поднявшись, старик произнес:

— Он не расскажет ничего, потому что теперь моя очередь говорить.

И все тотчас стихли, будто у людей разом отнялись языки. Даже вождь — и тот не посмел возразить Отцу.

— Вождь не верит, будто Огонь покинул нас, — сказал Отец Огневик. — Он, должно быть, не верит и в скверну, которую сам же разносит. Но я потому и зрящий, что должен выискивать ересь в самых темных расселинах. Я нашел ее и на этот раз.

— Слыхали уже, — издевательски выкрикнул Сполох.

— Вождь сказал, что через меня льется скверна. Воистину надо быть безумцем, чтобы заявить такое. Безумцем или… еретиком. Ибо в злобе своей он не только презрел заветы предков, но и отверг самого Подателя жизни как своего Господа. Я знаю это верно, как и то, что вождь в своих кощунствах не остановился на походе в мертвое место. Нет! Он притащил оттуда кое-что иное, кроме Большого-И-Старого. Но об этом он, конечно, вам не скажет.

Старик обратил взгляд на Искру, сидевшую за спиной Сияна, и сказал:

— А ну-ка, милая, дай мне ту вещицу, что преподнес тебе Головня.

Та отшатнулась, закрыв рот ладонями, чтобы не закричать. Родитель удивленно обернулся к дочери, вопросил грозно:

— Ты что, дрянь, принимала подарки от этого негодника?

Искра бросила умоляющий взгляд на Головню. Но тот растерялся не меньше ее: лишь бегал глазами и дрожал нижней челюстью.

— Не упрямься, девка. Помни: Огонь взирает на тебя, — сказал старик. — Давай сюда вещицу.

И та, как зачарованная, распустила узелки на меховике, полезла за пазуху и достала реликвию. Находка Головни блеснула в ее рукавице — ярко-зеленая, переливчатая, как листок куропаточьей травы по весне, отмытая от грязи и выскобленная до блеска. Вздох изумления прокатился по общине. Даже Искромет — и тот изменился в лице, узрев такое. А вождь покачнулся, будто его ударили в грудь, и раскрыл рот, онемев от потрясения.

— Видите, люди? — сказал Отец Огневик, подняв реликвию над собой. — Хорошенько рассмотрите эту мерзость. Вот какие вещицы таскают дружки вождя в общину, навлекая на нас гнев Божий. Или вы думаете, Огонь слеп и не видит ваших проступков? На что ты рассчитывал, Головня, когда нес ее сюда? Неужто полагал, что грех твой останется в тайне? Или уже тогда надеялся на темные силы, чтобы низвергнуть меня? Нечестивцы и крамольники, вот ваш бог! Вот кому вы поклонялись в сердцах ваших, лицемерно славя Огонь. Не свет ваш удел, но тьма. А ты, лживый предводитель, Ледовым прельщением отуманивший общину, еще лукавыми словесами надеялся отвести десницу Божию! Думал, не узнаю о кривде твоей? Как дитя неразумное, ты хотел скрыть от меня эту дрянь. От меня — очей и ушей Огненных! Подлинно, Лед лишил тебя рассудка…

Зеленый божок извивался и прыгал в его рукавице, а Головню, ошеломленный, смотрел на Искру и бессильно моргал. Искра издала сдавленный крик, спрятала лицо в ладонях.

— Чему же удивляетесь вы, если сами тащите сюда вещи, мерзкие пред Богом? На какое снисхождение надеетесь? В безумии своем вы посмели обвинять Огонь в небрежении, лукаво умалчивая о бездне своих проступков, которыми запятнали свои души. Думаете, не знаю я о реликвиях, что каждый из вас прячет у себя? Думаете, неведомо мне о оберегах, которыми вы тщитесь одолеть темных духов? Будто веры одной мало против нечисти, тешите демонов, ища защиту от хворей и напастей. Оттого и гневается на вас Огонь, что лицемерны вы в вере своей. Утром славите Господа, а потом читаете заговоры. Вечером возносите молитву, а на ночь целуете амулеты. Нет вам прощения за двуличие ваше! Нет снисхождения за порочность! — Отец швырнул реликвию в снег и начал яростно топтаться по ней, приговаривая: — Так я давлю гадину везде, где вижу! Так караю нечестивцев! Так изгоняю скверну.

— Дерзай, Отец, — крикнул Сиян-рыбак. — Выведи сволочей на чистую воду!

— Сам больно чистенький, — крикнула ему Рдяница. — Реликвий полон дом, без заговора наружу носа не кажешь. Думаешь, не знаем?

— Умолкни, баба! Ты тоже — не святая. Со всеми бродягами переспала…

Рдяница возмущенно всплеснула руками, обвела гневным взором сидящих, потом толкнула мужа — заступись! Тот начал нехотя подниматься, тягостно вздыхая, но тут старик опять взял слово.

— Ныне у вас на глазах совершается новое преступление, — сказал он, сипло дыша. — Отринув обычай, презрев заповедь Огня, вождь привел на собрание чужака. Мир не видел такой наглости! Пусть унижает и оскорбляет меня — я смиренно приму его злобу и помолюсь за него, дабы Огонь открыл ему глаза. Но теперь в ослеплении своем вождь покусился на права общины! Он поставил себя выше вас! Он мнит себя лучшим! Разве спросил он кого-нибудь? Разве предупредил хоть кого-то об этом? Нет, он поступил самовольно. Помните ли, как сказано в Книге? «Нет людей выше и ниже. Все равны пред Огнем». Что же делает вождь? Он преступает обычай общины, по своему произволу вершит дела, он оскорбляет зрящего. Ест ли предел его мерзостям? Небеса вопиют от такого кощунства! А ему и этого мало! Теперь он замахнулся на самое святое — на веру Огня. Ослепленный вседозволенностью, он решил в безумии своем поклониться владыке зла. Вот до чего дошел вождь в своей низости! Знаете ли вы, люди, зачем он привел сюда чужака? Знаете ли вы, кто он, этот чужак?