Ника Батхен - Поденки [СИ]

На пятнадцатый день повеселевшая Катрин собственноручно сняла повязки и поднесла девушке зеркальце. Нельзя сказать, что в стекле отражалась красавица — лицо стало пятнистым, на нем чередовались участки белесо-розовой и загорелой кожи, кончик носа опоясывал грубый шрам, мышцы щёк плохо повиновались и губы шевелились с трудом. Но работать физиономия не помешает. А красоту и вправду наведут на Земле. Благо Земля всё-таки уцелела — убедившись, что пациентка относительно выздоровела, Катрин наконец-то удосужилась оповестить девушку о причинах столь тягостной изоляции.

Оказывается, на космобазе Плутона столкнулись при взлете наш пассажирский лайнер и «черепаха» хальсов, в которой как на грех отправлялись домой две собрачницы Верховного Добродея Южного Края планеты Халь-Соо-Ми-Са. Хальсы словно взбесились, заявили «осознанная диверсия», за двое суток эвакуировал из Системы всех сородичей, а к исходу третьего дня потребовал казни сотрудников космопорта, по ханьсовым нормам виновных в трагедии. Земля отказала. Тотчас восемь кораблей хальсов выдвинулись из-за Трансплутона и дали залп по злосчастному космопорту — хорошо, что почуяв беду, оттуда успели сбежать кто на чём все обитатели, включая домашних питомцев и местных крыс. По ходу Империя Халь-Соо решила проверить землян на прочность. Казалось, что Земля ответит ракетами, передовой отряд хальсов размажут по вакууму и начнётся первая Межмировая война, но дипломатия победила. Президент Земной федерации, лично отправился выражать соболезнования Верховному Добродею, и убедить его, что для полномасштабного военного конфликта недостаточно поводов, что у Земли вчетверо больше флот и самые медленные суда втрое быстрее хальсовых. Неделю ситуация висела на волоске, обе стороны не хотели терять ни лицо, ни территорию. В качестве компенсации хальсы получили астероид с тяжёлыми рудами и живого тигрёнка, земляне же вытребовали территорию для торговой фактории на Халь-Соо, поблизости от столицы. В довершение развлечений, вечером того дня, когда пани Брыльска, бледнея от волнения передала экипажу, что Земле угрожает война, гидропоник Даймару, тишайший и застенчивый человек, признался, что шпионил на хальсов весь полет, полагая союз с белокожими единственным шансом для воссоздания былого величия Страны Восходящего Солнца. Он старательно собирал информацию, дабы в космопорте Плутона передать данные капитану одной из «черепах». У командора Грина чуть не случился удар от мысли, что белокожие могли пронюхать о месторождении хлопчатого кварца. А Даймару тем временем вспорол себе живот и попросил Мацумото добить его.

— И Мацумото добил?

— Нет, конечно! Грин приказал «стоять» и он стоял. А потом, когда Даймару уложили в анабиозку, заперся у себя в каюте и выходит только на вахты. У бедняги депрессия. Шепчутся, будто японец знал о планах Даймару и едва ли шпионил с ним вместе.

— Бред! — возмутилась Таня.

— Абсолютный, — согласилась Катрин. — Если Мацумото окажется шпионом, я не знаю, кому тогда можно верить.

— Я пойду к нему сейчас.

— Не пойдёшь. Ещё три дня постельного режима и никаких волнений, иначе мы тебе снова лицо по кусочкам собирать будем. Подожди, пока всё полностью приживётся. Можешь подключиться к сети, — подмигнула Катрин и засмеялась, увидев, с какой жадностью Таня схватила комм, чтобы переключить канал.

Первое, что она прочла в корабельных новостях — благодарность Татьяне Китаевой за проявленный героизм. Медаль «За храбрость», решением командора, поддержано Землей. И не только ей — Риверту посмертно, Хаву Брох… за компанию, видимо? И Мацумото — тоже «За храбрость». Значит, чёртов янки считает, что японец невиновен. А вот что думает сам Мацумото?… Таня считала его другом, но неожиданно поняла, что совершенно не представляет, что может твориться в голове у неразговорчивого, надёжного как стена парня. Она спокойно опиралась на его плечо, шла вперёд, ощущая его поддержку — и оставляла друга за спиной. И ещё психовала, ах, он не заходит, не навещает?! Он обязан! Тане стало чертовски стыдно за свой эгоизм. И как назло японца на связи не проявлялось, его аватарка тускло серела.

Военный конфликт, в точности переданный пани Брыльской, впечатлял как масштабами, так и идиотизмом. Едва не полыхнула война между звёзд, о которой так долго писали фантасты — спрашивается, зачем? Космос огромен, места всем хватит. Мы не для того встретились, чтобы изничтожить друг друга. Или хальсы считают себя бессмертными? Таня фыркнула, вспомнив, что да считают — подобно земным буддистам, белокожие верили в цепь вечных перерождений и именовали себя «Капитан Сын Ветра, в прошлой жизни танцовщица Фруктовая Косточка». Сумеют ли дипломаты донести до белокожих простую мысль — если их расчудесной планеты не станет, то и перерождаться им будет негде. Да и вообще перерождения — сказки для дураков. Есть жизнь одна жизнь, набор открыток с картинками дней и ночей, а однажды вытаскиваешь последний пейзаж из папки и остаётся только темнота и пустота. И ты в ней до последней секунды, пока хоть что-нибудь осознаёшь, и что бы ни делал — не вырвешься, не спасёшься.

Таня боялась умереть, и страх вдруг заполнил душу — разом за всё пережитое, за туши гусениц, за ожоги, за слизней, за перегрузки при старте и предстоящий полёт, четыре года, когда от ледяного космоса живую плоть отделяют только тонкие скорлупки металла. Аппарат-контролёр у изголовья тревожно запищал. Тронув монитор, Таня выбрала дозу успокоительного — разбираться с Катрин ей совсем не хотелось.

Из палаты она выбралась ближе к полуночи, честно надеясь, что в это время большая часть экипажа, включая Лагранж, мирно сопит в своих койках. И ошиблась — мадам врач делила соседний медотсек с командором Грином и о чём-то с ним бурно спорила. Из интереса Таня прислушалась — речь шла о Даймару, точнее о том, что Катрин со дня на день выпустит его из анабиозки. И имела она в виду безопасность — бедолага раскаялся, он и так достаточно наказан, а медицинских показаний к заморозке больше нет. Судить его будут на Земле. А свободных анабиозок осталась только одна. Или может быть вы, мистер Грин, прикажете вытащить одного из тяжёлых пациентов?! Что значит, если надо прикажете?! Ах, экипаж?! Дослушивать Таня не стала. Девушка с оглядкой прошла по пустым, тускло освещенным коридорам. Ей не хотелось ни с кем встречаться и объясняться. Мацумото жил в пятом отсеке, который раньше делил с Даймару и, скорее всего, был один. Таня постучалась в дверь, потом осторожно её тронула и вошла. Мацумото лежал в темной спальне.

— Таня-тян?

Таня услышала голос — знакомый и в то же время какой-то далёкий, протяжный.