Баррингтон Бейли - Столпы вечности

Некоторые называли эту карту Природой или Силой Природы. Другие — Силой или Сохранением. Немногим за пределами общества столпников был ведом ее истинный смысл: скальная неподвижность, неумолимая непоколебимость естественных сил, абсолютно саморегулирующихся в космическом контексте, и невозможность пошатнуть или изменить их даже на йоту.

Мадриго объяснял когда-то:

— Представь себе силу, которая, будучи призвана, тут же активирует противодействующую силу, мгновенно обнуляющую ее активность. Такая сила не демонстрировала бы никаких положительных характеристик и была бы необнаружима. Ее нельзя было бы отличить от безвидной пустоты. И тем не менее она была бы наиболее фундаментальным из всех природных взаимодействий, подстилающим все прочие. Такая сила существует в действительности. Это и вправду — самая фундаментальная из сил природы, абсолютный камень краеугольный, необнаружимый и недоступный изменению даже на мельчайшую долю…

Вооз разложил три карты треугольником. Вот Жрица: рождение Вселенной, символизируемое двумя разделенными столпами творения, и развертывание вещества из потенциальности, подобное раскрытию книги. Вот Вселенная: мировой город, всего лишь деталь на карте Жрицы. И вот, в другом углу треугольника, Мощь, связующая карта. Просветленный ум постигал из их взаимосвязи причину, по которой мир способен существовать лишь в режиме вечного повторения себя самого, ибо в противном случае не было бы ни принципа единства природы, ни сил ее…

Карты привели его в беспокойство; он встал из-за столика, за которым сидел, и начал мерять шагами узкую каюту.

Вечное возвращение, вот его груз. А разве не любого человека? Что может быть более тяжким гнетом, нежели неизбежность повторения жизни до последней мельчайшей детали?.. Но обычный человек, осознал он, не видит подлинного смысла этой концепции. Для обычных людей это не более чем уравнение из книги. Лишь философу, Воозу, располагавшему убедительным доказательством уравнения, доступно восприятие этой идеи в составе повседневных мыслей, для него она так же реальна, как был реален вчерашний день, реален сегодняшний и будет реален завтрашний.

Ромри поразился, поймав его измученный взгляд. Он уставился на кораблеводца, не в силах отвести глаз.

— Что случилось? — спросил он. — Ты что-то увидел в картах?

— Если угодно, да, — резко бросил Вооз.

— Знаешь, — поразмыслив, произнес Ромри, — наверное, это невежливо с моей стороны, но после того, как ты мне жизнь спас, меня заинтересовала жизнь. Мне кажется, ты очень одинок.

У Вооза ответ вырвался прежде, чем он успел его осознать:

— Одиночество. Бездна, куда падаешь нескончаемо. Наверное, так.

Напор, с каким прозвучали эти слова, вынудил Ромри податься назад.

— Никто не обязан оставаться в одиночестве, — сказал он. — Я вот думаю, тебе бы стоило рассказать, что именно ты желаешь найти там, на страннике-Мейрджайне. Наверняка ведь не деньги, в отличие от нас.

Когда Вооз не ответил, Ромри вытащил из кармана колоду карборундовых карт.

— Ну что ж, может, эти подскажут ответ, — проговорил он и начал тасовать карты, готовясь к гаданию.

Он опасался, что Вооз вспылит и вышвырнет его на поверхность даже вопреки этике столпников, предоставив собственной судьбе. И действительно, Вооз, осерчав, выхватил карты из руки Ромри.

— Этот хлам тебе ничего не расскажет, — прохрипел он. — Твоя колода лишена подлинной глубины. Ну что ж, хорошо, я тебе расскажу, докучливый ты воришка. Но сперва тебе следует постичь, что возможно страдание, немыслимое для всех существ мира, кроме одного человека. Ты можешь поверить, что существует неизмеримое, непостижимое страдание? Тебе это не кажется мелодраматическим преувеличением? Нет, это буквальная истина. Я и есть тот человек. Я не стану тебе объяснять, как это случилось; достаточно знать, что наука, в стремлении к добру, породила величайшее зло за историю мира, и школа ментального контроля несет ответственность за агонию, сделавшую ментальный контроль невозможным. Все мои действия направлены к избежанию этой агонии. В том числе и высадка на Мейрджайн.

— Ты терзаешься так сейчас ? — спросил Ромри.

— Это было в прошлом. — Вооз отвел безумные глаза.

— Тогда ты уже избежал страданий, — озадаченно произнес Ромри. И пожал плечами. — Если воспоминания непереносимы, ты всегда можешь их изменить.

— Нет! — Вооз снова обернулся к Ромри. Лицо его выразило дикую ярость. — Разве ты не понимаешь? Вселенная повторяет себя. Все, что было, настанет снова и снова, отныне и во веки веков. Те страдания лежат в моем будущем.

— Ну да, конечно, — пробормотал Ромри, хотя по его озадаченному выражению было ясно, что идею он находит труднопостижимой.

И вдруг негромко рассмеялся.

— Значит, тебе нужны времяпреломляющие кристаллы? Ты жаждешь путешествия во времени, да? Отправиться в прошлое и изменить то, что тогда случилось… что б то ни было.

— Прошлое? К чему менять прошлое? — Вооз помотал головой. — Ты меня разочаровываешь, Гар. Ты что, ни бельмеса не смыслишь в космологии? Будущее и есть прошлое. Ибо будущее уже настало, наступало бесчисленное число раз в прошлом. Что было, то будет, снова и снова. Ты не понимаешь, Гар? Что было, то настанет снова, снова и снова. Я обязан изменить будущее, отвергнуть предопределение, перевести время на новый путь.

— Прошлое, настоящее и будущее, — сказал Ромри, — неизменны. Время недоступно изменениям. Предопределено, как ты выразился. Мир изменяется от фазы к фазе, но следует вечному циклу. Таков закон.

— Время было недоступно изменениям доселе. — Вооз стукнул кулаком по столику с такой силой, что карты подлетели в воздух. — Ты ошибаешься. Никакой это не закон. Это стечение обстоятельств. Природа могуча, но не всесильна. И действительно, ее мощь может быть использована против нее.

На этом мнении зиждились все его планы. Он изучил все, что могла предложить наука по данному вопросу, все философские аргументы, и пришел к выводу, что предопределение не имеет абсолютного характера. Это простое следствие мощи природы, только и всего. Образно говоря, Вселенная давит на события всем своим колоссальным весом, принуждая их повторяться в каждом воплощении. Если проявить достаточную силу или хитрость…

— Если бы мельчайшая деталь настоящего изменилась, — продолжил он, — изменилось бы все остальное. Мельчайшие изменения лишь накапливались бы, пока не привели бы к неописуемым результатам. — Его голос дрожал. — Если бы где-нибудь в огромной Вселенной у маленького цветка вместо восьми лепестков стало семь! Если бы одинокий электрон поглотил на квант больше энергии или потерял на квант меньше! В этом случае следующее проявление мира не было бы идентично нынешнему, а следующее за ним — тому, что придет. Природа связи причин и следствий обеспечила бы это. И тогда, — мечтательно добавил он, — стены темницы моей рухнули бы. Я обязан отыскать возможность побега от страданий.