Елена Асеева - По ту сторону Солнца [СИ] [книги 1 и 2]

— Лекари уже ждут, ваше превосходительство, — немедля проронил хан перундьаговцев и вновь слышимо крякнул. — Вы уж простите меня, ваше превосходительство, но мне надобно доложить о состоянии принца пречистому канцлер-махари и амирнарху. Ведь захват каке клопанидов произвел генеральный виомагам тарховичей, и они могли сами изъять его высочество, но дождались нашего прилета. Позвольте мне пояснить пречистому канцлер-махари Врагоч Вида Вышя и амирнарху Раджумкар Анга ЗмидраТарх о состоянии принца, или вы сие сладите сами?

— Ваше величие, токмо прошу вас, не берите на себя обязанности примирителя, — сухо отозвался Арун Гиридхари, и в голосе его прозвучало ощутимое недовольство. — Оно вам не к лицу. Тем паче я перед вами достаточно открылся, пояснив о происходящем и моем разочарование в политике пречистого канцлер-махари, главного дхисаджа и амирнарха.

— Да, я нет, — было начал отнекиваться аз-Елень Велий Дьаг, и сейчас закрякал много чаще.

Впрочем, ему не удалось договорить, ибо его на полуслове перебил негуснегести с прежним недовольством добавив:

— Вот и добро, что нет. Касаемо, состояния принца можете доложить пречистому канцлер-махари, главному дхисаджу и амирнарху сами и следующее. На мой взгляд, его высочество вельми истощено, имеются ранения левой голени, левого плеча и правой кисти. Не могу сказать, вызваны данные увечья пытками, али его высочество попало под действие уидхи или какого иного оружия, но единожды утверждаю, что сами ранения подверглись лечению.

— Эт, же дери их за хвосты захлебучие! — очень гневливо откликнулся хан перундьаговцев, мгновенно вызвав улыбку на края рта юного авгура, оно как, по-видимому, достаточно не красиво заругался.

— Ваше величие, — уже в следующий момент с ощутимым негодованием низко проронил Арун Гиридхари, и звук дотоль несколько рассеянный стал звучать для восприятия Камала Джаганатха более четко. — Я ведь просил вас, не ругаться при мне. Тем паче в окружение моих ссасуа. Вы, точно плохо воспринимаете мои просьбы и обобщенно речь.

— Эт, же, прошу простить, ваше превосходительство, дело свычки, как говорится, — откликнулся аз-Елень Велий Дьаг и вновь крякнул. Однако в молви его не ощущалось и малой вины, словно он привык ругаться, выслушивать наставления негуснегести, продолжая не принимать их на свой счет. — Тадыличи я оставляю вам моих робят, сам пойду, доложу о состоянии принца. И жду вас у себя на вайтэдроме. Может чего еще надобно прислать, стульца, ложе, джампан?

— Ничего не нужно, уверен принц вмале проснется, и я его перенесу сам, — смягчая тембр, проронил в ответ Арун Гиридхари. — И еще раз благодарю вас, ваше величие, за помощь в спасении моего наследника.

Хан перундьаговцев теперь и вовсе как закряхтел, точно довольный, разомлевший на солнце и очень жирный кот. А несколько секунд спустя послышалась тяжелая поступь множества ног, оные прямо-таки встряхнули лежащего на тюфяке, плотно укрытого влажной материей атишатры Камала Джаганатха, заставив его открыть разом обе пары век, пред которыми мгновенно выступила гладь сине-зеленой поверхности тюфяка, а далее ровный темно-серый пол. Опять же мгновенно замершее состояние организма отозвалось мощной усталостью, несмотря на каковую все еще держа на краях рта улыбку, принц негромко сказал:

— Определенно, ассаруа, хан перундьаговцев аз-Елень Велий Дьаг тоже любит крепкое словцо!

И тотчас перед взглядом ссасуа появились, шагнув справа, серебристые сапоги, доходящие до колен и залегающие по голени ноги тончайшими складками. Арун Гиридхари враз бережно подхватил за плечи тело принца, и, повернув его на спину, опустившись в позу пуспа, с нежностью во взоре заглянул ему в лицо.

— Голубчик, как ты себя чувствуешь? — вопросил негуснегести, а опущенные вниз уголки его рта, явно указывали на то, что он расстроен.

— Днесь лучше, но я, было, подумал, что умираю. Умираю, не поговорив с тобой, не объяснившись, — отозвался Камал Джаганатх и тягостно вздрогнул. Его голос и вовсе сорвался на чуть слышимый хрип, но он, преодолевая волнение, досказал, — я никогда! Никогда не предам тебя, ассаруа! Не позволю сие сделать своему диэнцефалону! Лучше уничтожу себя, сдохну, но никогда…

Принц все-таки прервался, ибо Арун Гиридхари узрев озноб, что накрыл все его тело (виденный даже под атишатрой, в которую, он был укутан), торопливо прикрыл пальцами ему рот, не позволяя говорить. И незамедлительно сам отозвался не менее волнительной речью, в коей ощущалось его особое беспокойство, судя по всему, связанное с тяжелым состоянием ссасуа:

— Т-с, т-с, мой поразительный абхиджату, днесь не допустимо волнение. Ты слишком обессилен, истощен и измучен. Нельзя допустить новой фантасмагории, ты ее не перенесешь. Понеже, голубчик, успокойся. Я перенесу тебя на вайтэдром. Ты покушаешь, и тебя осмотрят лекари, а засим поспишь, — молвил он все на одном дыхание велесвановского языка.

В каюту через раскрытый дверной проем, кою со стороны помещения охранял перундьаговец вооруженный уидхи, а еще трое маячили в коридоре, вступил Девдас. Он почти не изменился с их первой встречи, а одетый, точь-в-точь как и негуснегести, в темно-фиолетовую утаку, обработанную понизу и пройме рукавов черной полосой и темно-бордовый паталун, отличался всего-навсего серебристой расцветкой пояса, где на длинных прядках висели густо-фиолетовые камушки. На Аруне Гиридхари, как и прежде, на стане поместился пластинчато-собранный пояс, покрытый сверху платиной, а длинные и уже тканевые, золотистые прядки были унизаны множеством драгоценных камушков.

Впрочем, сейчас Девдас смотрелся много старше, чем негуснегести, вероятно, в силу того, что имел значимо короткий срок жизни. Он принес в руках небольшой сверток, и, направившись к лежащему Камалу Джаганатху и сидящему подле Аруну Гиридхари, остановился позади второго. Его лицо, мало чем отличимое от лица негуснегести с зеленовато-коричневым цветом кожи и болотно-сизыми, расплывчатыми пятнами, покрытое сверху прозрачной густой слизью засветилось, вероятно, он был рад, что Камал Джаганатх очнулся. Потому края рта изогнувшись, изобразили улыбку, а в бирюзовых радужках радость блеснула огоньками.

— Как ты, принц? — с положенной заботой и ощутимым волнением вопросил Девдас и медленно опустился подле негуснегести, также приняв позу пуспа.

Камал Джаганатх резко дернул взгляд в сторону Аруна Гиридхари, ибо обращение Девдаса сейчас болезненно резануло по его самолюбию, снова припомнив виденное в первой и второй фантасмагории. Согласно каковых негуснегести боялся принца понапрасну, дабы он и в будущем оставался предельно ему предан.

— Я не хотел, ассаруа, абы ты объявлял меня наследником и принцем, — с волнением в голосе проронил Камал Джаганатх, и это вопреки нежно оглаживающим, края его рта и ноздрей, пальцам Аруна Гиридхари. — Мне так жаль, что ты считаешь себя изжившим. Считаешь, что я должен тебя сменить, как ненужный субъект. Но ты так не думай, ассаруа я тебя никогда не предам! Лучше я сдохну!