Елена Асеева - По ту сторону Солнца [СИ] [книги 1 и 2]

— Скажите, Ковин, под моей кожей также вмале вы сможете читать образы доступные языку тарховичей. Мне все время, кажется, что эти образы уже проступают на ней, и вы считываете информацию с них. Только я не знаю какую, быть может сами мои мысли, мои тревоги, намерения, размышления. Определенно, в скором времени я стану для вас выражаясь понятиями солнечников, как открытая книга.

Камал Джаганатх смолк, и все еще не открывая век, легохонько вздрогнул, порой через судорожное сокращение мышц происходил выброс волнения. Такое нервное возбуждение в нем появилось после лечения на Садхане в Цересе и всегда предшествовало началу фантасмагории. Вроде бы достаточно неприятное состояние с тем, однако, сейчас помогало останавливать фантасмагорию заранее. Потому за последние периоды прилета на Велесван, у принца не произошло ни одной фантасмагории, ибо ее удавалось свернуть на самом кончике. Хотя Арун Гиридхари предположил, что просто сама фантасмагория для диэнцефалона принца является не существенной, потому тот ее и не впитывает, таковым образом, вновь демонстрируя уникальные свои способности.

В этот раз Камал Джаганатх, дабы остановить фантасмагорию, принялся правильно дышать, свершая глубокий вздох ртом и такой же продолжительный выдох через ноздри, нормализуя собственное состояние. Лишь засим создав брезжащую волновую стену над головой и открыв обе пары век, он воззрился вглубь голубо-алых радужек главного дхисаджа (один-в-один повторяющих цвет глаз Аруна Гиридхари), кои можно было назвать бледно-сиреневыми, нежного, изумительного оттенка. И неторопливо рассказал ему об оранжевой туманности, увиденном амирнархе, словах озвученных последним сурьевичем, и собственном глазе, каковой стучался в лоб и, очевидно, сумел скачать мысли Хититами Сета.

Между Камалом Джаганатхом и главным дхисаджем уже давно установились доверительные отношения, пусть и не такие как меж ним и ассаруа, однако довольно-таки открытые. Просто-напросто принц ощущал в отношение себя от этого тарховича попечение и любовь, почему-то был убежден, что его откровенность тот не использует во зло (выражаясь понятиями солнечников). И еще он был уверен, что Ковин, может поведать ему много больше, чем говорит, потому своей откровенностью пытался вызвать ответную в нем. Ссасуа говорил не долго, оно как не стал до мелочей (как в случае с негуснегести) описывать саму туманность, и увиденные части тела, впрочем, заканчивая, и, как делал зачастую, задал сразу несколько вопросов:

— Чьи воспоминания о туманности я видел, поелику это точно была не фантасмагория? И выходит у меня также будет третий глаз? Потому, вы, Ковин, и заставляете меня учиться принимать боль, боясь, что сие чудовище выберется наружу? Я понимаю, что рутиль в лобной части моего черепа еще слаб, но вряд ли глазу удастся через него пробиться.

Лицо Ковин Купав Куна практически никак не менялось во время рассказа принца, иногда только чуть трепетали длинные голубовато-розовые перья на голове, и в такт им вибрировали вишневые губы и сияние окружающее их, указывая на волнение. Он то и заговорил немного погодя, потому как смолкший Камал Джаганатх вздыбил от недовольства ноздри, понимая, что не ответить сейчас на эту откровенность будет непочтительно.

— Поверх вашей кожи, ваше высочество, вы правы, иногда проступают словесно-мысленные образы, — как-то и вовсе издалека принялся отвечать главный дхисадж. — Обаче их достаточно сложно считывать, понеже слизь делает сей рисунок не четким. Вы никогда не будете, как выразились «открытой книгой», еще и потому как данные образы, не несут ваши мысли, тревоги, намерения, размышления, токмо указания. Да и доступны они в понимание особым созданиям, таким как амирнарх и изначальные тарховичи. Впрочем, и тут их можно будет прочитать со временем и вашим взрослением, ежели вы того позволите, точнее даже адресуете. Условно, третьего глаза, — Ковин Купав Кун поднял правую руку и прошелся перстами по глазу расположенному у него во лбу лишенному зрачка, с сине-голубыми лучиками звездочки-радужки входящими в красную склеру, точно его огладив. — Это не глаз.

Поверхность радужки и склеры под поглаживаниями перст тарховича внезапно затрепетала, и, сменив оттенок, явила оранжевую туманность, наполненную скоплениями газов, плазмы, пыли, имеющую форму выпуклого кольца, один-в-один схожую с той, какую видел во сне Камал Джаганатх, и о коей сейчас рассказывал. Впрочем, сама туманность наполняла глаз главного дхисаджа всего-навсего несколько секунд, а после в той же легкой зяби оставляемой движением подушечек пальцев вновь вернула себе прежний вид, с сине-голубыми лучиками звездочки-радужки входящих в красную склеру.

— Вы прочитали мои мысли? — догадливо вопросил принц, и сам неосознанно вскинув руку, огладил свой лоб, где поверху пролегали десять медно-серебристых чешуек.

— Да, ибо это не глаз, а «зоркий очес», — отозвался Ковин Купав Кун, и улыбнулся, данную теплоту послав в направление ссасуа. — Каковой и осуществляет чтение мыслей у тарховичей и естественно есть и у вас, ваше высочество. И, да, вы опять же правы, зоркий очес, непременно, должен выбраться наружу, когда полностью сформируется. Не должно называть его чудовищем, дабы ему более будет присуще сравнение диво! Рутиль он, действительно, не сумеет пробить, понеже, — главный дхисадж протянул руку в направление головы ссасуа и нежно прошелся теперь кончиками четырех перст по его лбу. — Мне в свой срок придется помочь зоркому очесу занять положенное место, путем надсечения костяка в вашей лобной части черепа. Обаче допрежь того вы почувствуете сильнейшую боль, абы придаток попытается пробить наружу себе путь. Поелику вже днесь я и хочу, дабы вы научились изменять меру боли, и подстроились под собственное взросление организма. Або сумели дождаться моего прибытия, не навредив себе. Арун Гиридхари обо всем извещен, потому стольбеспокойно относится к вашему здоровью.

Камал Джаганатх туго вздохнул, и снова прикусил нижний край рта (вогнав в него кончики синих с мельчайшими белыми прожилками по глади зубов), осознавая, что чудовище коим он когда-то назвал себя и свой диэнцефалон еще не набрало полной силы, зримо обратив его в скором будущем в создание отличное даже от велесвановцев.

— А как же чешуйки на лбу? На фига их тогда нарезать, ежели вмале там будет торчать, этот ваш очес? — грубо спросил принц, он почасту при главном дхисадже ругался, несмотря на просьбы того не употреблять при нем обсценизм, не то, чтобы назло, просто не в силах сдержаться.

— Ваше высочество, я же просил вас не ругаться при мне, — с нежностью проронил Ковин Купав Кун, так точно уже потерял надежду исправить, что-то закоренелое в характере Камала Джаганатха и вновь ласково огладил поверхность его лба, а потом и сами чешуйки на нем. — Они не будут мешать зоркому очесу, вспять того создадут монолит, каковой усилит ваши способности.