Рэй Брэдбери - Марсианские хроники. Полное издание [litres]

Десятилетний русый мальчик поглядывал на дверь и быстро ел, орудуя ложкой.

– Не торопись, – предложил отец. – Еще кому-нибудь вина?

Быстро разлили вино.

За ужином немного разговорились.

– Моя тарелка вычищена; можно я теперь пойду, пап?

Уолтер кивнул, и мальчуган убежал. Его шаги удалялись по переулку.

Билл поинтересовался:

– Он на Земле родился?

– Нет, здесь, в поселении Марс, в 1991 году. Его мать спустя два года со мной развелась. Вернулась на Землю. Джо остался со мной. Психолог утверждал, что космический перелет и смена среды будут труднопереносимы для Джо; так он и остался у меня.

– Должно быть, эта ночь будет для Джо особенной.

– Да, он взволнован. Конечно, это для него ничего не значит. Только очередное развлечение, что-то новое, невиданное.

– Давайте сменим тему? – Чарльз стукнул ножом и вилкой о стол. – Который час? – Кто-то ему подсказал. – Еще вина. – Он разинул рот, держа бутылку дрожащей рукой.

– Сегодня вечером марсиане у себя в деревне празднуют на всю катушку, – сказал Билл, помогая убирать со стола. – Я их не виню. Мы заявились на своих ракетах колонизовать Марс, не спросив у них, хотят они этого или нет. Сколько землян осталось на Марсе, Чарли?

– Тысяча, не больше.

– Значит, мы ничтожное меньшинство. А два миллиона марсиан, очевидно, заслуживают празднества в такую ночь, как эта. Они объявили всепланетные народные гуляния! Позакрывали школы и все такое. Провозгласили День Великого Фейерверка. Всякие хлопушки-шутихи.

Они вышли посидеть на балконе каменного дома, покурить.

– Наверняка это случится не сегодня вечером, – улыбаясь, сказал Чарли, у которого на верхней губе проступили капельки пота.

– Не будем обманывать себя, – сказал Уолт, доставая свою трубку.

– Мой ребенок сейчас носится по городу и вопит вместе с марсианскими ребятишками в гуще большого торжества. Он и сам почти марсианин. Это случится сегодня, и точка.

– Интересно, как с нами поступят марсиане?

Уолт пожал плечами:

– Никак. Что они сейчас переживают, боже мой! Не прикладывая рук, не притрагиваясь к Фейерверку, марсианин может любоваться Спектаклем. Думаю, они оставят нас в покое из чистого любопытства. Еще бы – ошметки цивилизации, которая сама себе подожгла хвост, так сказать.

Билл медленно выпустил дымок.

– У меня отец живет в Лейк-Блафф, штат Иллинойс. Боже, как он ненавидел коммунистов!

– В самом деле? – усмехнулся Чарли. – Летом 1980 года я трижды проезжал через Лейк-Блафф. Мне было двенадцать.

– Надо же, – сказал Билл.

Они сидели в темноте с тлеющими сигаретами. Шарканье бегущих ног, возгласы, хохот стали доноситься все громче. Играла карнавальная музыка, со свистом рвались петарды. Чем больше сгущались тени на улицах, тем чаще мерцали огоньки свечей в наклонных каменных домах.

– Они лезут на крыши, чтобы получше разглядеть спектакль, – тихо сказал Билл. – Некоторые поднимаются на холмы. Знатный будет у них вечерок. Можно устроить пикничок с закусками, посидеть на вершине холма, дождаться большого представления и, может, позаниматься любовью. Красота!

– Дивный вечер. Вы бывали летом в Чикаго? – вдруг спросил Чарли. – Такая жара. Я думал, окочурюсь.

Все огни в городе погасли. На притихших холмах люди устремили взоры к небу.

– Странно, – сказал Билл. – Я только что вспомнил Центральную школу в Меллин-тауне, штат Висконсин. Сколько лет о ней не вспоминал. У нас была училка, старая дева по имени Ларриби и… – Он сделал паузу, пригубил вина и не стал продолжать.

По лестнице, задыхаясь, взбежал сын Уолта.

– Уже пора? – Он плюхнулся на папино колено.

– Разве ты не будешь проводить вечер с деревенскими мальчишками? – спросил Уолт.

– Нет. Я останусь с тобой, – сказал Джо. – Ведь ты родился в Нью-Йорке, – объяснил он.

– Спасибо, – сказал Уолт.

– Кто затеял сегодняшнее представление, фейерверки, папа?

– Кабы знать!

На востоке взошла зеленая звезда.

Внизу, по городу пробежал гул.

– Это Земля там, в небе, папа? Расскажешь мне про декорации и фейерверки?

– Их строили много людей, на них ушла куча денег и времени.

– Сколько времени?

– Лет пятьдесят.

– У-у, как долго!

Уолт обнимал сына, и ночной ветер медленно и трепетно поднимался по переулкам.

– Я ничего не вижу, – сказал Джо.

– Тихо, – прошептал отец. Они затаили дыхание.

Земля отчетливо зеленела в небесах.

– Черт, – сказал Чарли. – Это ложная тревога. Откупорю-ка я еще бутылку и… – Он начал привставать.

Небо разорвалось.

– Вон! – вскричал Билл.

Они отпрянули, когда небо обожгло их белизной.

Объятая пламенем Земля бурно разрасталась вдвое, вчетверо. Огонь беззвучно отогнал тьму. Подобно гигантскому красно-зеленому сполоху. Воздетые кверху лица на холмах, в окнах домов, на крышах, в долинах, на речных берегах, и длинных каналах, и мертвых морях. В глазах троих наблюдателей на мгновение вспыхнул белый огонь.

Свечение угасло.

На холмах раздался всеобщий гул ликования, бой барабанов, крики. Джо повернулся к отцу:

– И это все?

Трое мужчин сжимали неприкуренные сигареты в обвисших руках.

– Это все, – сказал Уолт, смежив веки. – Представление окончено.

– А когда будет повтор? – полюбопытствовал Джо.

Уолт резко поднялся:

– Вот ключ от погреба. Сбегай вниз и принеси четыре бутылки вина. Молодчина.

Они сидели, не проронив ни слова, на холодном балконе до тех пор, пока мальчик не принес бутылки из погреба.

1949 г.

– За Землю.

– За Марс.

– За атомную бомбу!

– За взрыв.

Они снова выпили. Трое мужчин сидели под марсианскими звездами, на дне марсианского моря. Трое из небольшого серебристого ракетного корабля. Трое дрожащих и озлобленных, с губами, обожженными виски. Их бросало то в жар, то в холод. Они вскрикивали. Ракета застыла на месте. В каменных желобах чернели воды марсианского канала. Они откупорили новую бутылку.

– За старую добрую прекрасную дурацкую взорванную и навеки почившую Землю! – воскликнул Джонс.

– Выходи за меня, Уильямс, – предложил Комфорт. – Выходи за меня. И стань моим возлюбленным. И мы с тобой всех радостей вкусим… [12] Искаженные начальные строки из стихотворения Кристофера Марло «Пылкий пастушок – своей возлюбленной» («The Passionate Shepherd to His Love» Christopher Marlowe): Come live with me, and be my love, And we will all the pleasures prove.

– Заткнись!

– Выходи за меня, и мы возродим цивилизацию.

– Сядь и сиди!

Комфорт сел и заплакал.

Комфорт прикоснулся к своей руке и ощутил слезы на пальцах, быстрые и горючие. Всего шесть часов назад Джонс, Уильямс и он снаряжали ракету для возвращения на Землю. Они оставались последними на Марсе. Они недоумевали: неужели атомная война действительно такая страшная, как утверждало космическое радио. Они еще пошучивали на эту тему. По их прикидкам, через месяц они будут в Нью-Йорке.