Иар Эльтеррус - Дар

Порой ей начинало казаться, что она видит даже больше, чем видели Ит и Скрипач, которые являлись носителями считок. Она поделилась этой мыслью с Фэбом, и тот согласился, что да, вполне возможно.

— Нет ничего честнее и беспристрастнее, чем взгляд со стороны, — сказал он тогда. — Поэтому ты сумеешь увидеть много больше, чем они сами. Я в этом уверен.

— Может быть, — согласилась Берта. — Вопрос в том, хотят ли они сами видеть… вот так.

Считками она занималась днём. Сначала были утренние заботы — поднять девчонок, умыть, одеть, покормить, собрать, отвести в садик. Потом — домой, с заходом в магазин, и — работать до вечера. Вечером всё шло обратным порядком — забрать, привести домой, погуляв по дороге, покормить ужином, поиграть, почитать, уложить. И только часов в десять вечера получить немножко свободного времени, чтобы запустить стиралку (спасибо Санкт-Рене), поужинать самой, покормить кота.

Берта довольно быстро втянулась в этот ритм, привыкла к нему. Относительно свободный вечерний час она тратила обычно на то, чтобы спокойно выпить чашку чая и вычитать то, что получилось записать днём.

Писала она, против ожидания, медленно — но, как выяснилось, спешка в этом деле была совершенно недопустима. Например, они с Джессикой, благодаря отсутствию спешки и надзора, сумели вычислить очень интересный мир, с которым, как оказалось, опосредованно были связаны и молодые будущие Сэфес, и молодой будущий Бард. Открытие было более чем неожиданным, и это открытие они решили ни Томанову, ни официальной, ни сопротивлению не отдавать, оставить для себя. Зачем? На всякий случай. В последнее время интуиция что у Джессики, что у Берты обострилась неимоверно, и они обе постепенно учились ей следовать.

А еще они очень часто советовались и делились друг с другом тем, что анализировали и видели. Разговоры обычно происходили после того, как они вместе шли, отведя детей в садик, через парк к магазину. Если день был «пустой», то есть принималось решение не работать, они шли к кому-нибудь домой, и продолжали разговор там.

— …идеалист и мечтатель. Мальчишка. Страшно одинокий мальчишка, у которого всех друзей было — старенький учитель и большой белый пес с карими глазами. А вокруг… Бертик, понимаешь, вокруг царила вроде бы идиллия, но эта идиллия на самом деле была, как адский котел. Интриги, заговоры, бесконечная злоба какая-то лютая. И — этот мальчишка, который пытался там существовать так, как он считал нужным, а не так, как ему навязывали, — Джессика в тот день не пошла к себе, и они решили посидеть у Берты. Джессике нужно было выговориться.

— Я всё-таки не совсем понимаю, — Берта поставила чашку на стол. — Значит, получается, он себя и в прошлый раз откатил до семи лет? Выходит так?

— Не до семи. До двенадцати. По версии, которую ему дали, он потерял память после отравления.

— Разумеется, случайного, — подсказала Берта.

— Ну конечно, случайного, — хмыкнула Джессика. — На самом деле, как мне кажется, кто-то в этом семействе отравил сына этой самой троюродной сестры, и она… взяла подменыша. Только так же, как это сделали семьи в этот раз. И с той же целью.

— Ну, не с той же. Наследство, конечно, — подсказала Берта.

— Само собой. А он… он вообще не думал про это. Честный умный мальчик, который любил математику, музыку, и свободу; и который чувствовал ложь и фальшь, и старался их избегать любыми силами. И ни на секунду, ты понимаешь, ни на секунду он не переставал верить в лучшее. Он был… слишком чистым, чтобы перестать. Даже когда убили собаку, а потом искалечили старого учителя, который вскоре умер, он не перестал верить. То есть вроде бы перестал… когда пришли за ним самим. Но — когда появились Барды, его вера вновь ожила. С новой силой…

— Вы уже дошли до ученичества? — удивилась Берта.

— Нет. До инициации. Он ведь не сразу начал учиться. Он, оказывается, еще три года тянул. Потому что считал, что может что-то изменить в своём мире.

— Он про это никогда не говорил, — заметила Берта.

— А ты думаешь, он эти считки открывал? — сердито спросила Джессика. — Они ротозеи, Бертик. Они все ротозеи и лентяи. Но любимые.

— Что любимые — это ты права, — Берта задумалась. — У моих в ранних считках тоже есть полный отказ принимать правила игры, которые им навязывались. Тоже очень честные мальчишки… и нищие, как церковные крысы. У меня складывается впечатление, что они нищими были в результате всю жизнь. Не смотря на то, что у них вроде бы были деньги.

— Ри — нет. Ни Ариан, ни он нынешний — нет, — уверено произнесла Джессика. — Этот, имея в кармане рубль, всё равно будет, как минимум, наследным принцем. И жить станет соответственно.

— Это я знаю, — рассмеялась Берта. — А эти… я теперь только понимаю, откуда эта хозяйственность и умения.

— Откуда?

— Да всё оттуда же! Им ужасно хотелось яхту, видимо, тогда это было еще и в моде. Яхту им заводить было запрещено. Они получили катер, который был положен, и возились с ним несколько месяцев. И сделали из него яхту, представляешь? Настоящую яхту, которая умела летать. А теперь, на секунду — катер был далеко менее продвинутым аналогом тех машин, которыми мы пользовались, когда жили на Окисте, в Саприи. Это сколько надо иметь терпения, умения, и веры в победу, чтобы перекроить катер? В считках — вполне приличная яхта, Джесс. Складная мачта, удачное решение, вместо стационарного киля — подъемный шверт… Там масса очень остроумных технических находок. И еще они очень любили море, очень. Когда попадается считка с морем, мне хочется орать от радости за компанию… с теми, кого давно уже нет. Странное ощущение на самом деле.

— У Ариана то же самое относится к музыке, — покивала Джессика. — Представляешь, огромный сборный концерт, произведения идут нон-стоп несколько часов подряд. И это чудо там играло, на гитаре — не совсем такая гитара, как местные, и с подзвучкой. Он пальцы стесал до крови, до мяса — но он этого не почувствовал, настолько был в музыке. А со сцены его в тот день унесли. Его одного и унесли.

— Потому что когда любишь, тебя ничто остановить не способно, — согласилась Берта. — Но в то же время… Джесс, у тебя нет ощущения нескладывающейся картинки? Словно в ней чего-то не хватает?

— Есть. В ней нет нас, — кивнула Берта. — По-моему, это они тоже тогда чувствовали. Сами не зная, что именно чувствуют.

— Ты права, права… А может, и не нас. Я пока не поняла.

— Я тоже.

«Балтика» стояла на точке третьи сутки, и почему-то всё никак не уходила к берегу, не смотря на то, что была заполнена. Они уже отдохнули положенное время, потом отдежурили на поддержке, потом снова отдохнули, и сейчас, по идее, следовало выходить в новое дежурство. На которое почему-то всё не было вызова.