Стивен Бакстер - Рассказы

Морин взвесила в руке сферу.

— Отличная штука. Жаль, собранная информация никому не понадобится.

— Как знать, — пожала плечами Кейтлин. — Некоторые исследователи утверждают, что это всего лишь переход, не конец. Вселенная и раньше переживала подобное, — например, перешла из состояния волнового излучения в состояние, где основой всего является материя и где смогли существовать мы. Может, в начинающейся эре темной энергии тоже появится жизнь.

— Но не по образу и подобию человека.

— Боюсь, нет.

Морин встала и опустила сферу посреди лужайки. Воздух сделался прохладнее, и траву усыпали крупинки росы.

— Здесь нормально?

— Думаю, да.

Земля внезапно задрожала, и раздался звук, словно глубоко-глубоко в ее недрах хлопнула гигантская дверь. Включились сигнализации автомобилей и домов — отдаленные скорбные завывания. Морин забежала назад в беседку. Села рядом с Кейтлин, и они крепко прижались друг к другу, схватившись за руки. Молодая женщина хотела было разглядеть время, которое показывали наручные часы, но вдруг передумала.

— Думаю, обратный отсчет нам не потребуется.

Земля вздрогнула сильнее; последовал странный шум, как будто волны тянут за собой береговую гальку. Морин выглянула наружу. Одна стена ее дома обвалилась, и на том месте красовалась груда кирпичей.

— Теперь строителя уж точно не найти, — хотела пошутить Кейтлин, но голос ее выдал страшное волнение.

— Думаю, нам лучше выйти.

— Хорошо.

Они покинули беседку и остановились на газоне, рядом со сферой, крепко обнявшись. Еще один спазм заставил почву содрогнуться, и посыпавшаяся с крыши дома черепица с жалким звоном разбилась вдребезги.

— Мам, еще кое — что.

— Да, дорогая.

— Ты сказала, что не стоит расшифровывать сигналы.

— Ну да. Я всегда думала, что их содержание вполне очевидно.

— Что — что?!

Морин попыталась повторить.

Но земля вдруг разверзлась, словно лопнула. Покрытая росой лужайка взлетела вверх, а сама женщина упала лицом во влажную траву. Дома, люди, деревья, все плавало в воздухе, подсвеченное красным светом, идущим снизу, из раскаленных, распоротых недр.

Морин все еще держала зажмурившуюся в ужасе Кейтлин за руку.

— Прощайте! — прокричала она. — Они говорили «прощайте»!

Но вряд ли дочь ее услышала.

…конец

Неподалёку от центра обратной стороны Луны лежит аккуратный, круглый и хорошо очерченный кратер — Дедал. До середины двадцатого века никто и не подозревал о его существовании. Эта часть Луны одна из самых дальних от Земли, и практически тишайшая.

Потому-то команды астронавтов из Европы, Америки, России и Китая направились именно сюда. Они выровняли дно кратера шириной в девяносто километров, разложили на природной тарелке листы металлической сетки, а антенны и приёмники подвесили на паутине лесов. Вуаля! — вот вам и радиотелескоп, гораздо мощнее всех когда-либо построенных; супер-Аресибо, по сравнению с которым его мамочка в Пуэрто-Рико — карлик. Прежде чем оставить телескоп, астронавты нарекли Его Кларком.

Телескопа больше нет, от него остались одни руины, а дно Дедала покрыто стеклом — лунной пылью, сплавленной ядерными ударами. Впрочем, мне сказали, что если посмотреть на это место откуда-нибудь с низкой окололунной орбиты, можно разглядеть точку света — звезду, павшую на Луну. В один прекрасный день Луна исчезнет, а точка останется и продолжит тихо кружить вокруг Земли лунным воспоминанием. Но и в более далёком будущем, когда исчезнет сама Земля, когда звёзды выгорят дотла, а галактики улетучатся — точка света продолжит сиять.

Мой брат Уилсон никогда не покидал Землю. Вообще-то, он и из Англии-то редко когда уезжал. Его — то, что от него осталось — похоронили рядом с отцом, на окраине Милтон-Кинса. Но он создал эту точку света на Луне, которая станет последним наследием человечества.

Поговорим же о соперничестве между братьями.

По правде, Кларк впервые встал между мной и братом на похоронах отца, ещё до того как Уилсон начал работать над проектом SETI.

На похоронах было людно. Служба проводилась у старой церкви в предместьях Милтон-Кинса. Мы с Уилсоном были единственными детьми отца, но в последний путь его пришли проводить также старые друзья, а также парочка переживших его тётушек и стайка двоюродных сестёр. Сёстры были нашего возраста, от двадцати до тридцати с чем-то лет, поэтому не было недостатка и в детишках.

Не уверен, что назвал бы Милтон-Кинс хорошим местом для жизни. Но для смерти этот город определённо не подходит. Будучи памятником центральному планированию, он сплошь опутан сеткой улиц с очень английскими названиями вроде «Мидсаммер», по которым проходит новая монорельсовая дорога. Город настолько чист, что смерть в нём кажется социально неприемлемым поступком, вроде как испустить газы в торговом центре. Может, было бы правильней хоронить наши останки в грязной земле.

Наш отец смутно помнил, как перед началом Второй Мировой войны вокруг были деревни и поля. После смерти нашей матери, за двадцать лет до своей собственной, он продолжил жить, — а новые стройки всё теснили и самого отца, и его воспоминания.

Во время погребальной службы я рассказал о некоторых из них, в том числе о том, как во время войны его за кражей яблок из Блечли-парка поймал суровый охранник того дома, в котором Алан Тьюринг и прочие гении в те дни бились над нацистскими шифровками.

— Отец не раз задавался вопросом, не подхватил ли он вместе с яблоками Тьюринга какую-нибудь математическую заразу, — закончил я свой рассказ. — Потому что, как бы сказал он сам, Уилсон явно унаследовал мозг не от него.

— Ты тоже, — сказал Уилсон, когда он поймал меня позднее за церковными воротами. На церемонии он не разговаривал, не в его это стиле. — Тебе стоило об этом упомянуть, ведь я не единственный фанат математики в семье.

Это был неловкий момент. Нас с женой как раз представили Ханне, двухлетней дочери кузины. Девочка родилась совершенно глухой, и мы — взрослые, в чёрных костюмах и платьях — неловко повторяли за её родителями элементы языка жестов. Уилсон как раз прошёл через всю площадку, чтобы ко мне подобраться, и едва взглянул на улыбающуюся малышку в центре внимания. Чтобы избежать каких-нибудь обид, я отвёл его в сторону.

В те дни ему было тридцать. Он был на один год старше меня — выше, тоньше, угловатей. Говорили, что мы с ним походим друг на друга больше, чем я хотел верить. На похороны Уилсон никого не привёл, и это правильно: неважно, будь его партнёром мужчина или женщина, отношения с братом у них как правило бывали деструктивны. Его партнёры напоминали ходячие неразорвавшиеся бомбы.