Терри Биссон - Рассказы

В машине, которую я вёл, сидели мой брат Уоллес (он проповедник) и его сын. Мы ехали по автостраде И-65, к северу от Боулинг-Грин, когда лопнула шина. Это случилось воскресным вечером, мы как раз собирались навестить мать в лечебнице. Конечно же, прокол вызвал причитания моих родственников — в глазах семьи я слыву отчаянным консерватором, и всё из-за того, что предпочитаю свои шины латать сам. Братец снова стал канючить, чтобы я не возился со всяким старьём, а приобрёл новые бескамерные покрышки.

Но я-то знаю, что если умеешь снимать и насаживать шины, то приобрести их за бесценок — плёвое дело.

Поскольку лопнула задняя левая, я вырулил на левую сторону и остановился на травке. По тому, как мой «кадди» захромал, я сообразил, что покрышку сжевало капитально.

— Догадываюсь, что нет необходимости интересоваться, есть ли у тебя запаска, — прокомментировал Уоллес.

— Сынок, подержи переноску, — попросил я Уоллеса-младшего. Он достаточно зрел для того, чтобы хотеть помочь, но слишком юн (пока), чтобы считать, что знает всё на свете. Если б я был женат и у меня были бы дети, то он именно такой парень, которого я хотел называть сыном.

У старика-«кадди» такой вместительный багажник, что обладает устойчивой тенденцией хранить всякое барахло не хуже чулана. Мой старичок — пятьдесят шестого года выпуска. Уоллес щеголял в рубашке, которую позволял себе надевать только в выходные, и поэтому помощи от него я не ожидал, пока в поисках домкрата вытаскивал старые журналы, рыболовные снасти, ящик с инструментами, кое-какую одежонку, вышедшую из моды пару десятилетий назад, и опрыскиватель табака. Запаска на ощупь была мягковата.

Свет погас.

— Встряхни, сынок, — посоветовал я.

Фонарь мигнул и снова вспыхнул. Ножной домкрат я давно потерял, но на подобный случай у меня был гидравлический, на четверть тонны. В конце концов я его обнаружил под подшивками «Южной жизни» 78–86 годов, которую выписывала матушка. Я давно собирался их выкинуть, да всё руки не доходили. Если бы старший Уоллес не маячил поблизости, я бы позволил Уоллесу-младшему закрепить домкрат под днищем. Пришлось встать на колени и сделать всё самому. Не вижу ничего зазорного, если парнишка научится менять шину. Даже если у тебя никогда не будет собственной машины, всё равно подобные манипуляции придётся выполнить хоть пару раз в жизни.

Фонарь снова потух, прежде чем я оторвал колесо от земли. Меня поразило, до чего быстро сгустились сумерки. Поздний октябрь — не шутка, стало зябко.

— Встряхни его как следует, — сказал я.

Снова зажглось, но лучик был слабенький, просто рахитичный какой-то.

— С бескамерными у тебя просто не было бы прокола, — не преминул встрять Уоллес таким тоном, словно обращался не ко мне, а к целой аудитории. — А если всё же что-нибудь случится, то заливаешь шину каучуковым клеем, 3 доллара 95 центов за банку, и едешь дальше.

— Дядя Бобби могёт заменить шину сам, — не выдержал племяш.

— Не могёт, а может, — поправил я из-под машины.

Если бы всё зависело только от Уоллеса, парнишка, по образному выражению нашей матушки, говорил бы как «тюха с гор», но ездил бы на бескамерных шинах.

— Потряси фонарь, — сказал я. Свет настолько потускнел, что ничего не было видно. Я отвернул болты и стянул колесо с оси. Шина треснула по ободу.

— Я не буду возиться с этой шиной, — известил я. Не то, что меня это слишком заботило. Дома, рядом с сараем, у меня целый штабель покрышек.

Свет замерцал, но затем загорелся достаточно ярко, чтобы я мог насадить запаску.

— Гораздо лучше, — обрадовался я.

Свет был какой-то странный, оранжевого цвета. И когда я повернулся, чтобы взять гайки, меня поразило, что светит-то не фонарь. Машину освещали факелы, которые держали в лапах ДВА МЕДВЕДЯ. Крупные такие экземпляры, фунтов по триста, и стояли на задних лапах, как дрессированные в цирке. И братец мой, и племянник их заметили раньше и застыли. Известное дело, в наших краях все знают, что лучше их не пугать резкими движениями. Я выудил непослушные гайки из колпака и завернул колесо. Обычно я капаю внутрь гаек немного масла, но на этот раз решил обойтись. Я подлез под машину, опустил домкрат и выволок его наружу. С облегчением я обнаружил, что подкачивать шину не нужно. Я собрал инструменты, лопнувшую шину и отнёс в багажник. Колпак я решил не ставить и тоже засунул туда же. За всё это время медведи не шелохнулись. Они просто светили факелами. То ли из любопытства, то ли из желания помочь — трудно было сказать. Чувствовалось, что за их спинами могут скрываться другие медведи.

Открыв одновременно три дверцы, мы вскочили в машину, и я дал газ.

Уоллес заговорил первым:

— Похоже, медведи познали суть пламени.

Когда мы впервые отвозили с Уоллесом матушку в приют почти четыре года назад (47 месяцев), она нам сказала, что готова к смерти.

— Не переживайте за меня, мальчики, — прошептала она, притянув наши головы к себе, чтобы медсестра не услышала. — Я проехала миллион миль и настало время переправляться на другой берег. Здесь я не собираюсь задерживаться надолго.

Она водила школьный автобус тридцать девять лет. Когда Уоллес ушел, она рассказала мне свои сон.

Врачи собрались в кружок обсудить её диагноз. Потом один поднялся и сказал: «Мы сделали всё, что можно, коллеги. Пусть она идёт!». Они проголосовали «за» и заулыбались.

Когда матушка не умерла той осенью, она казалась разочарованной. Правда, весной она забыла о своем сне.

В дополнение к моим воскресным поездкам вместе с Уоллесами, я навещал матушку каждый вторник и четверг. Обычно я заставал её сидящей перед телевизором, пусть даже она и не смотрела, что по нему показывали. Медсестры не выключают ящик круглосуточно. Они уверены, что пожилым людям нравится мерцание экрана. Это успокаивает расшатанные нервы.

— Что это я слышала про медведей, познавших огонь? — спросила она во вторник.

— Всё верно, — подтвердил я, расчёсывая длинные седые волосы перламутровым гребнем, который привёз ей Уоллес из Флориды.

В понедельник появилась статья в «Луисвильском курьере», во вторник прошло сообщение то ли по Эн-Би-Си, то ли по Си-Би-Эс. Люди встречали медведей по всему штату, то же было и в Вирджинии. Похоже, те перестали впадать в спячку и явно собирались провести зиму на обочинах автострад. В горах Вирджинии всегда водились медведи, но только не здесь, на западе Кентукки. По крайней мере, последнюю сотню лет. И последний мишка был убит, когда матушка была совсем девчушкой. По версии, изложенной в «Курьере», звери следовали вдоль И-65 из лесов Мичигана и Канады. Один старикан из графства Аллен в интервью национальному телевидению заявил, что на холмах всегда водились медведи и теперь они спустились, чтоб объединиться с сородичами, которые научились разжигать костры.