Баррингтон Бейли - Тайна мистера Визеля [Альманах научно-фантастических рассказов]

Он шел передо мной. Я следовал за ним близко, очень близко. Совершенно равнодушно он предъявил контролеру пустую руку. Сборщик небрежно взял ничто из его руки, пробил кусочек невидимого своими щипцами и бросил его в ящик. Затем он взял мой билет.

Я не успел опомниться, как Визель сказал:

— Так приятно было познакомиться с вами! Прощайте! — И вскарабкался в ожидавшее его такси.

Мои мысли кружились, занятые, главным образом, подозрениями относительно моих собственных глаз. Я видел такси, видел прохожих. Он, должно быть, загипнотизировал контролера. Другого объяснения не могло быть.

Мотор такси заработал как раз, когда я достиг его. Я сунул голову в окно, открыл рот, чтобы сказать что-то, и вдруг увидел, что таращусь прямо в разгневанные глаза седовласой, полногрудой старой матроны. Она пронзила меня взглядом сквозь лорнет.

— Молодой человек! — резко бросила она.

— Простите, леди, — извинился я.

Автомобиль тронулся. Я следил, как он прошумел по скату на улицу. Черт возьми, я видел, как Визель входил в это такси прямо перед моим носом. Он не мог быть марсианином, это все чепуха. И даже если б он и был им, он не мог бы мгновенно превратиться в пожилую представительную даму.

Конечно, он не мог.

Нет, не мог.

Не мог ли он?

Издав дикий вой, я бросился вслед за машиной. Слишком поздно, конечно. Визель это или нет, но она держала его баул!

Рим относился к тем людям, которые сунули бы голову в самый ад для того только, чтобы посмотреть, что там такое.

Он крепко сложен, росту не очень высокого, но теперь, когда посмотришь на него, эти физические черты попросту не считаются. Остается образ коренастого неряхи и пьяницы, непрерывно почесывающегося, так как мы давно уже перестали умываться и стирать одежду.

Нужно признаться, что устроились мы с Римом неплохо. Сидим себе в космическом корабле где-то за Нептуном, наша задача — исследовать распространение частиц с высокой энергией, ну и все такое. Или вернее — это задача Рима, потому что я в физике ничего не смыслю. Мое дело — составлять ему компанию, чтобы он не чувствовал себя одиноким.

Может быть, это и смешно, но мы с Римом старые приятели; говоря откровенно, мне на Земле с работой никогда не везло, и когда Рим предложил мне такую сладкую жизнь, я охотно сменил на нее свои постоянные скитания.

Рим — один из самых выдающихся физиков в нашей системе и мог бы вести гораздо более важные исследования, но его теперешняя работа была единственной, какую ему предложили с тех пор, как он поколотил директора Центра субъядерных исследований при Лондонском университете. Однако ему и мне эта работа нравится.

В сущности, здесь премило. Для ада, правда, холодновато, но в каютах тепло и уютно. Время от времени Рим опускается до того, чтобы посвятить 2–3 часа выслеживанию своих частиц, или как их там, но чаще всего мы с ним слоняемся, выпиваем и ссоримся, доходя порою и до драки. Обычно побеждает Рим, но — клянусь! — прежде чем он покончит со мной, я еще покажу ему, где раки зимуют. Запасы всего у нас огромные, хватит на целый год, а когда они кончаются, мы возвращаемся на Землю, грузимся — и опять в космос!

Когда мы прошлый раз были на Земле, Рим получил взбучку за плохо составленные отчеты, но я в последнее время не замечал, чтобы он вообще что-нибудь делал.

Да и трудно сердиться на него за это. Подобные занятия должны быть чертовски скучными для Рима, способного на гораздо большее.

Иногда, наскучив сидением внутри, мы надеваем скафандры и выходим наружу. Усаживаемся поудобнее, потягиваем пиво сквозь затворы скафандров и любуемся зрелищем Вселенной. Космос — великолепное зрелище, особенно тут, где Солнце выглядит лишь очень яркой звездой. Кругом совершенная тьма, но без тумана, так что видимость очень хорошая, только видеть поблизости нечего. Холод и пустота.

Но нам с Римом это не мешает. Обоим нам общество людей надоело, а я, кроме того, слышал, что на земле в последнее время начали поговаривать о «сухом» законе.

Именно так мы и сидели однажды снаружи, когда я заметил вдруг, что вижу что-то.

Я показал это Риму. Что-то маленькое, черное, слишком маленькое и отдаленное, чтобы иметь форму, во всяком случае, оно закрывало звезды и отражало свет.

— Знаешь что, — недоверчиво произнес Рим, — это может быть астероид.

Эта мысль мне понравилась. До сих пор не встречали ни одного астероида, но на складе у нас была кое-какая взрывчатка — на всякий случай. Рим любит пиротехнику.

Мы протиснулись обратно в шлюз, сняли шлемы и вошли в кабину управления. Не прошло и минуты, как Рим поймал объект на экраны и провел измерения.

— Скорость 30 миль в час, — сказал он и включил маневровые дюзы. — Пойдем разглядим его.

— Тридцать миль в час? Не очень же большая скорость, верно?

— Относительно нас. — Несмотря на всклокоченные волосы и на бороду, заполнявшую у него все лицо, я различил морщинку у него на лбу. — Похоже, он летит по той же орбите, что и мы.

— Тогда откуда у него эта тридцатимильная разница в скорости? Он должен и двигаться с той же скоростью, что и мы.

Рим не ответил: он держал у рта бутылку. Но когда мы приблизились к астероиду, он начал нетерпеливо постукивать по массометру, потом ударил его, что есть силы.

— Эй, в чем дело? — крикнул я.

— Массометр не действует, — буркнул он.

— Как не действует? Должен действовать!

— Не валяй дурака, у этой штуки должна быть масса. Все равно, мы подошли к нему так близко, что можем выйти наружу и посмотреть своими глазами.

И тогда оказалось, что это совсем не астероид.

Странный предмет мог иметь в длину с полмили, а в ширину — примерно всемеро меньше, и он был покрыт продольными, находящими друг на друга полосами какого-то темного материала. Если бы я сказал, что это выглядело сногсшибательно, получилось бы чересчур мягко.

Одно верно: я не мог определить его форму, кроме того, что он несомненно был более длинным, чем широким. Всякий раз, когда я пытался сосредоточить на нем внимание, чтобы оценить его визуально, он словно ускользал от меня, не двигаясь с места. Мне почему-то казалось, что он скользок, как рыба.

И еще одна странность. В космическом пространстве нет понятия о «верхе» и «низе», есть только «здесь» и «там». Но все-таки — черт побери! — всякий раз, когда я на него взглядывал, мне казалось, что я смотрю вверх. И мне все время хотелось взобраться на него, чтобы посмотреть, что там наверху. В сущности, этого хотелось нам обоим. Мы включили двигатели на скафандрах и обошли объект вокруг, пытаясь понять, в чем тут дело. Но все было напрасно: из любой точки он выглядел одинаково, а у меня каждый раз возникало все то же идиотское ощущение, будто мы смотрим на него снизу, а наверху есть что-то интересное, стоящее нашего внимания.