Петр Павленко - На Востоке [Роман в жанре «оборонной фантастики»]

Так думала или вслух бормотала Евгения, ловя смятение города, хотя и приготовившегося к обороне, но все же застигнутого врасплох внезапным ударом бомбардировщиков. Да ничто и не могло спасти его.

Шестой залп!

Надвигалась последняя волна, на правом фланге которой держался корабль Щупака. Крейсеры конвоя вели бой с противником и охраняли разворот отбомбивших машин.

Внизу горело и дымило. Белые и рыжие шапки орудийных взрывов вырастали в воздухе, под кораблем.

Прочь от города мчались поезда, горели вокзалы. По улицам шли потоки огня. И что-то само взрывалось и взрывалось за каким-то огромным садом в центре.

Залп!

— запел Бен Ды-бу и отер ладонью потное и бледное лицо. Пела что-то Евгения, пел радист, пели все. И обычная человеческая смерть, которой вначале боялись они, перестала для них существовать. Они не ползли по тропе и не лежали в окопах, а видели поле своего сражения, как полководцы, и сердца их были полны отваги, равной тому, что они видели и делали.

И если им суждено было сейчас свалиться на землю вместе с Мишиной, то их предсмертным криком был бы разрушительный грохот, и не брызги крови взлетели бы в стороны, а кирпичи и камни, тяжелей их тел.

Сбросив бомбы, Щупак сделал заход над городом и, так как был последним на поле сражения, решил сфотографировать результаты бомбардировки. Трех или пяти минут возни с фотографированием было достаточно, чтобы оторваться от строя. Белые и рыжие облачка все ближе подскакивали к кораблю, все теснее сливались в одно большое облако.

Их обстреливали. Но ни Евгения, ни Бен Ды-бу, все еще громко и жарко певшие, не заметили, что Щупак ранен.

Вдруг взвизгнули моторы. Машину встряхнула конвульсия взрыва, и она мягко повалилась на сторону.

Евгения тотчас выпрямила ее, но высота была потеряна.

— Два левых! — вяло сказал Щупак ей на ухо, качая головой и резким движением стараясь откинуть со лба шлем. Мелкие, частые капли нота покрывали его лицо, как оспинки.

Два левых мотора были разрушены.

Теперь с каждой минутой становилось виднее поле сражения. Одно, земное, дымилось и горело; другое, воздушное, заполнено было движением нескольких сотен аппаратов, шнырявших по всем направлениям. Можно было предположить по крайней мере около пятисот японских машин, и то, конечно, еще было не все. Надо было наметить характер отхода, но Евгения считала, что отход в ее положении вообще невозможен. Предстоял, по-видимому, второй и последний, смертный бой над равниною Канто.

«Мы не вернемся», думала она, машинально ведя машину.

Она быстро потеряла небо с самолетами и между крыш, над улицами, стала выбираться из города.

Справа шел потрепанный бомбардировщик ее эскадрильи, тоже отбившийся от строя. Евгения чувствовала, что пилот знает ее и держится рядом намеренно. Она качнула крыльями, тот ответил, но мгновенно она потеряла его из виду на темном фоне дыма и пыли. Чувство асе, что она не одна, уже крепко держало ее в спокойствии. Она запела. «Вырвемся, вырвемся мы домой, да, вырвемся, да, вернемся», пела она, захлебываясь восторгом и прижимая машину к холмам и теням от холмов. Сосед справа обогнал ее, идя над полями. Бомбардировщики ушли в высоту, далеко опередив раненые и обессилевшие машины Евгении и четырех других летчиков. Иногда — свидетель таинственной битвы в вышине сверху падал горящий самолет или спускался парашют.

Впереди показался мост, заполненный автомобилями. «Есть?» спросила она движением головы. «Есть!» ответил Бен Ды-бу, открывая пулеметный огонь.

Сосед справа, приблизившись, увлекал ее за собой, Евгения видела, как он хорошо маскируется в красках земли. Ей надлежало поступить так же. Но как трудно удержаться от удара, когда еще хватает сил его нанести!

«Ладно, — подумала она, — не будем зарываться», и легла в кильватер соседу, вся погрузившись в сумасшествие низкого полета над землей. Из тени в тень, от горы к горе, от пашни к пашне — и вот уже весь мир, его волнения и заботы остались в стороне, схлынули и рассеялись. Ока думала теперь только о быстроте и времени. Уходить порознь и на низкой высоте было в ее положении единственным выходом, но «пробрить» с востока на запад весь остров являлось делом почти неосуществимым не трудности. Ни Евгению, ни соседа ее никто не преследовал. Противник занят был боями в высоте. Раненая, потерявшая боеспособность машина сейчас никого не интересовала. Судьба ее была ясна.

Часа через два, сделав сотни зигзагов и петель в поисках маскирующего фона, Евгения почувствовала приближение большого города.

— Как дела? — спросила она Бен Ды-бу через разговорную трубку.

— За кормой чисто, — ответил он весело. — Кажется, вырвемся.

Сосед справа тянул в обход города, но Евгения решила задержаться.

«Чёрт с нею, с жизнью, — подумала она без волнения. — По крайней мере порастрясу им печенку».

И сейчас же она почувствовала, что ее обстреливают снизу. Дымки разрывались гораздо выше, но осколки, пролетая невдалеке, контузили ее лицо острыми воздушными ожогами.

Навстречу вынеслись японские истребители. Завязывался бой, невиданный по жестокости, по молниеносности, по напряжению сил. Раненых не может быть в таком сражении. Самолет не успеет ни вывернуться, ни спланировать. Трудно себе представить, как ограничена видимость в воздухе. Машина возникает в поле зрения почти внезапно и исчезает еще более странно. Чтобы исключить всяческие неожиданности, японцы шли на таран.

Вот они втроем бросились на соседа справа. Выхода ему не было. Он рванулся к земле и с размаху, как снаряд, ударился в громадное бензохранилище, напротив станции. Евгения видела, как разлетелся в щепы самолет и из пробитого резервуара вышиною в трехэтажный дом пробежал белый густой дымок. Потом все сразу потемнело. Самолет качнуло и свалило на левое крыло, ремни лопнули; Евгения стала вываливаться из кабины.

«Молодец, вот замечательный молодец!» — единственно, что она думала сейчас второпях, соображая, что ее подкинуло взрывом и что это смерть.

Она не слышала встряски раскрывшегося над нею парашюта, не чувствовала и падения. Ее глаза были широко открыты в темную, только что на ступившую ночь сознания. Она видела небо, несколько звезд, слышала шум отдаленной жизни и ощущала себя частицей воздуха, отражающей сияние звезд и блеск городских фонарей.

Она легко колебалась вместе с воздухом. Так казалось ей. Но она давно упала на землю.

Ударная группа 2-й армии двинулась юго-восточнее Пограничной, через городок Санчагоу.

Командующий группой генерал Одзу, пятидесятисемилетний старик, смелый и энергичный солдат, лично руководил прорывом границы из капонира на сопке за городом.