Лоис Буджолд - Барраяр

– Он поехал туда? – спросила Корделия. – В госпиталь?

– Да. Он там был и уехал. Все в порядке.

– Ты хочешь сказать, что малыш в порядке?

– Да. Его отказались впустить – он попробовал спорить, но потом уехал. Ничего не произошло. Подавленные, они принялись за суп.

Граф вернулся спустя несколько часов. Корделия услышала пронзительный вой машины, проехавшей по подъездной аллее к северной части дома. Тишина. Звук открываемых и закрываемых дверей. Машина поехала дальше – к гаражам, расположенным на вершине холма, рядом с конюшнями. Эйрел и Корделия сидели в гостиной, в передней части дома. Он сосредоточенно читал какой-то правительственный доклад, но, услышав звуки, прервал чтение и напрягся в ожидании вместе с нею, прислушиваясь к быстрым, тяжелым шагам отца. Губы адмирала плотно сжались в предчувствии неприятного разговора, взгляд был мрачен. Корделия замерла в кресле, пытаясь держать себя в руках.

Граф Петер стремительно вошел в гостиную и остановился, широко расставив ноги. Он был при полном параде: в старинном мундире с генеральскими знаками различия.

– А, вот вы где!

Вошедший следом ливрейный охранник тревожно взглянул на Эйрела и Корделию и исчез, не дожидаясь, пока его отпустят. Взгляд графа уперся в сына.

– Ты! Ты посмел опозорить меня. Устроил мне западню!

– Боюсь, вы сами себя опозорили, сэр. Не встань вы на этот путь, вы избежали бы западни.

На морщинистом лице графа отразилась борьба чувств – ярость, смущение, гнев и желание оправдаться. «Это смущение виноватого. Он не уверен в себе, – поняла Корделия. – Постараемся ухватить эту тень сомнения, – она может оказаться нашим единственным спасением». Самооправдание взяло верх.

– Я и не должен заниматься этим, – выкрикнул старик. – Это – обязанность женщины. Ее долг – охранять генофонд.

– Было обязанностью женщины. В Период Изоляции, – ровным голосом ответил Эйрел. – Когда единственной реакцией на мутацию было убийство ребенка. Сейчас существуют другие средства.

– Как, должно быть, ужасно чувствовали себя будущие матери во время беременности, не зная, что ждет их дитя – жизнь или смерть, – вслух задумалась Корделия. Одного глотка из этой чаши ей хватит на всю жизнь, а ведь женщины Барраяра вновь и вновь осушали ее до самого дна… Не удивительно, что культура их потомков оказалась такой странной, удивительно, что она не более безумна.

– Ты предаешь всех нас, не справляясь с женой, – заявил граф Петер. – Да разве ты можешь управлять планетой, если не распоряжаешься в собственном доме? Мимолетная улыбка скользнула по губам адмирала.

– Действительно, с Корделией очень трудно сладить. Ей дважды удавалось от меня улизнуть. И меня по-прежнему изумляет ее добровольное возвращение.

– Вспомни свой долг! По отношению ко мне как к твоему графу, если не как к отцу! Ты – мой вассал, принесший мне клятву. Ты предпочитаешь повиноваться этой инопланетянке, а не мне?

– Да. – Форкосиган-младший посмотрел отцу прямо в глаза. Говорил он уже шепотом. – Так и должно быть. И еще замечу, сэр, что вы напрасно стараетесь перевести разговор с убийства младенца на вопрос о повиновении. Вы сами давали мне уроки риторики, основанной на ложных посылках.

– В прежние времена ты не посмел бы так говорить со мной.

– Да, нынешний расклад получился странным. Я – ваш наследник, этим вы связываете мне руки, но я регент и связываю руки вам. Патовая ситуация. В прежние времена их любили разрешать с помощью войн.

Он снова улыбнулся – или, по крайней мере, раздвинул губы. У Корделии в голове мелькало что-то вроде рекламного объявления: «Спешите увидеть! Только один раз: непреодолимая сила встречается с несокрушимым препятствием. Пять марок за билет!» Дверь приоткрылась, и в гостиную заглянул явно взволнованный Куделка:

– Сэр? Извините, что я вас беспокою. Но у нас возникли проблемы с линией правительственной связи.

– В чем дело, лейтенант? – спросил Форкосиган, с трудом переключая внимание. – Опять помехи?

– Главный комм-пульт вообще не работает.

– Несколько часов назад он был в полном порядке. Проверь питание.

– Уже проверил, сэр.

– Вызови техника.

– Без передатчика не могу.

– Ах да. Вызови командира охраны, пусть он его вскроет, и посмотри, может, поломка простая. А потом вызови техника по незашифрованному комму.

– Слушаюсь, сэр, – и Куделка торопливо закрыл дверь. Граф не желал отступать.

– Я отрекусь от него – от этого существа в госпитале. Я лишу его наследства.

– Это пустая угроза, сэр. Лишить наследства вы можете только меня. Но не своей властью, а посредством императорского указа. С просьбой о котором вам следует обращаться… э-э… ко мне. – Его зубы сверкнули в угрюмой усмешке. – И я, конечно, вам его пожалую.

– Подумай о Барраяре, – выкрикнул граф. По его скулам ходили желваки.

– Подумай, какой пример ты подаешь!

– О нем я уже думал. – Он помолчал. – Мы с вами, сэр, никогда не управляли боем из тыла. Там, где прошел Форкосиган, возможно, пройдут и другие. Такая вот… реформа личным примером.

– Это годится для других планет! Наш мир не может позволить себе такой роскоши. Мы и так еле держимся. Мы не можем тащить на себе груз миллионов калек!

– Миллионов? – удивился адмирал. – Теперь вы пытаетесь экстраполировать единицу на бесконечность. Слабый аргумент, сэр, не на вашем уровне.

– И разве, – тихо сказала Корделия, – не каждый в отдельности должен решать, что именно он или она смогут вынести? Петер набросился на нее:

– Да, а кто платит за все это? Империя. Лаборатория Ваагена получает деньги на военные исследования. Весь Барраяр платит, чтобы продлить жизнь твоему уроду. Смутившись, Корделия ответила:

– Возможно, это более выгодное вложение денег, чем вы думаете.

Старик презрительно фыркнул и, больше не обращая на нее внимания, снова повернулся к сыну.

– Итак, ты твердо решил навязать нам ЭТО. Нашей семье. Я не могу убедить тебя, не могу тебе приказать… Хорошо. Ты так рвешься к переменам – вот тебе перемены. Я не желаю, чтобы этот урод носил мое имя. В этом-то я волен, даже если бессилен в остальном.

Губы Эйрела сжались, ноздри раздулись, но он не пошевелился. Забытый доклад так и остался в его руках. Он не потерял контроля над своими пальцами, не давая им судорожно сжаться.

– Как вам угодно, сэр.

– Назовем его Майлзом Нейсмитом Форкосиганом, – сказала Корделия, внешне спокойная, хотя ее подташнивало и внутри все тряслось. – Мой отец с удовольствием даст ему свое имя.

– Твой отец мертв, – отрезал граф.

Сгорел в бушующем пламени при аварии катера, больше десяти лет тому назад… Закрывая глаза, она до сих пор иногда видела отпечатки его смерти на своей сетчатке – ярко-красные и пронзительно-синие.