Николай Большаков - Собиратели осколков

К тому и речь — вместо затылка у Антона была сплошная каша, а этот паскудный осколок, маленький сволочной ромбик закалённой стали, пробил заодно насквозь пульт и обшивку и полетел себе дальше, гад такой.

Тарелка клюнула «носом» и пошла вниз. Вовчик только успел крикнуть: «Держись!», как она ударилась о землю, перекувырнулась два раза и задымила.

«Fire walk with me»

Говорят, что Шекспир

Рассвет. Дождь — даже не дождь, так — накрапывает что-то неопределенное, вроде мокрое, а как бы и не совсем. По металлическим плоскостям стекают капли: выше — маленькие, ниже — больше, толще, самоувереннее… Очень тихо, можно различить даже утренний скрип птиц в далеких зарослях ивняка. Еле слышно потрескивает тлеющая обивка задних кресел, Тонкой струйкой дымит развороченная приборная панель, внутри что-то безнадежно искрит…

Не 22 июня, но сценарий похож… Начало.

«… около пяти часов ударная группа — семь вертолетов КА — 95 «Скорпион» и двадцать 152-миллиметровых самоходных гаубиц, соответственно треща и рыча, и поднимая тучи дыма, пыли и всего остального, что полагается в таких случаях поднимать, извергать и разбрасывать, нанесли, как это любят комментировать гражданские эксперты, ракетно-бомбовый (на самом деле ракетно-артиллерийский — с бомбами дело почему-то не заладилось) удар по позициям поселенцев в южной части города.

Какие позиции, какие поселенцы!? Неужто те три тысячи кошмарников, живых скелетов? Вот уж воистину — нашли стрелочника. Рассадник заразы, небось? Пф-ф… Много ли надо, чтобы все их лачуги сровнять с землей? Семь вертолетов, на каждом четыре подвески НУРСов, по полста в каждой — считай сам; самоходки снаряжены боеприпасами объемного взрыва — штука немногим слабее тактической ядерной боеголовки. Хай вывел почти все свои резервы.

Через полчаса два грузовых вертолета залили то, что ещё трепыхалось после артподготовки, напалмом «домашней выгонки» — где сай взял столько бензина, до сих пор неясно. Насколько можно судить, посёлок — точнее, выселок — исчез с лица земли как таковой.

За вертолетами двинулись основные наступательные силы — четыре тысячи лазерной пехоты. Они пересекли марш-броском зону разрушений и упёрлись в Неву у Литейного моста. Вообще непонятно, зачем было для этого сжигать полгорода — неужто без этого бы не прошли? Возможно, сработала ещё та, древняя, установка: «враг не дремлет»… А может, думали, есть всё-таки передний край обороны на левом берегу… Оказалось — нет.

Пока Боров бесчинствовал, не переходя реку, Питер — НАСТОЯЩИЙ Питер проявлял исключительную амбивалентность. Но на следующий день штурмовые вертолеты ударили напалмовыми кассетными бомбами по охранному периметру, сожгли лабиринт и расковыряли запасную взлетную площадку ремонтной базы гравилетов. Назад вернулся только один — с оторванным пилоном и убитым наповал бортстрелком.

Танки так и не перешли Неву — не рискнули; а понтонами Боров не запасся — почему? Да и то — вряд ли стоило: пожгли бы посреди воды — как свечки бы сгорели.

Так всё и кончилось. Вопрос на засыпку: зачем надо было начинать?

А ответ довольно очевиден…

Так или примерно так, возможно, с подробностями, мог бы об этом рассказывать Фил, обстоятельно изучив десяток баз данных и тщательно обдумав «резумэ». Вовчик же запомнил совсем другое.

Было тошно, до того тошно, что жить не хотелось — заунывная морось, авария, трудно дышать, сотрясение мозга, очевидно… В голове — мутная круговерть, ни одной цельной мысли, одни осколки и обломки. Мрак. Тоска. Светопреставление. Сознание возвращалось частями. В какой-то момент он догадался, что удушье и тошнота в основном — от врезавшегося в горло ремешка подшлемника, через некоторое время — что и сам он, будто куль с картошкой, висит на ремнях в завалившемся как-то на бок кресле. И тарелка вместе с креслом тоже лежала на боку, смятая, в короне из клыков бронестекла; их не должно было быть, стекло должно искрошиться, но они почему-то были, может быть, стекло у них не той системы…

— Фил! — выдохнул Вовчик.

Выдох получился хриплый, в горле булькнуло, спазм желудка с кашлем выбросил кишечную дрянь, расцвеченную кровавыми прожилками. Боже мой, боже мой… Мокрая тряпка скользнула по лбу, заботливо собрала всё то, что осталось висеть на подбородке.

— Фил…

— Тише, тише…

От обтирания полегчало, и Вовчик обрел ещё одну часть реальности, заключавшуюся в том, что доносившийся с запада шум вовсе не естественного происхождения. И он приближался.

— Едут… сюда…

— Танки, — сказал Фил. — И вертолёты.

В чем-то им безусловно повезло. Сбили их накануне часа «Ч»; останки тарелки в результате наступления должны были оказаться в глубоком тылу будет время разобрать на запчасти. Падая, тарелка, как обычная посудина в трактирной кухне, встала на ребро и закатилась в высоченные кусты — скорее, небольшой лесок. Вертолёты прошли стороной, да и с танка заметить крохотный вывал было мудрено — так и пропустили. Тоже, выходит, ротозеи. Да что один, что другой — титулов, титулов-то! — а на деле: подданые — халтурщики, да и сами тоже дальновидцы-провидцы-спецы-убоища, перфессора-нос-не-дорос… Смех и грех. Только и мыслей, как бы соседу нагадить в чайник или в задницу без мыла влезть.

Так и сейчас: как думаете — почему, раз уж так чешется, хай по-умному не сделал, почему с востока не обошел по торговому пути? А если совсем невмоготу соседа беспокоить, почему не высадился на баржах, в конце концов? Море радости — гробить попусту вертолёты. Причём — совершенно попусту: уничтожили море зелени, выжгли периметр — и что? Хоть один солдат побывал на ТОМ берегу? Бред!

И сай, естественно, уж тут как тут — заходит, как обычно, сзади пяток установок залпового огня, десять средних танков, две с половиной тысячи усмирителей на грузовиках. Ну побили, ну чуть-чуть, побаловались, по-семейному — ерунда же! Свои люди… ну, не совсем. Не совсем люди то есть.

Если вы где-нибудь услышите, что с такими травмами можно через полчаса встать и пойти — плюньте в лицо тому, кто вам это скажет. Нельзя. Никак нельзя. Но даже если, в порядке полного бреда!) и допустить такое, то стократ невозможнее при этом ещё и утащить несколько десятков кило поклажи, это не укладывается ни в какой порядок бреда… Мнэ-э… Рассказывают, что много лет назад — очень давно, задолго до Войны — один человек, избитый и с пулей в животе, две недели полз по пустыне — и выполз! Пустыня. Скорпионы. Кобры. Шакалы. Оружия нет. Воды нет, еды… Солнце шпарит, как припадочное… Сказка.

Вовчику было легче. Ровно на пулю, пустыню, скорпионов, кобр и шакалов. Да и солнце вовсе не шпарило, оно вообще ещё только выползало, собиралось. Но… Перелом двух ребер. Что-то то ли с желудком, то ли с легкими. Сотрясение мозга средней тяжести. Не говоря уже о всяких мелочах. Лиза ещё смогла расстегнуть несколько ремней, но когда она обхватила его за бока, он заорал, плюнув кровью, и потерял сознание.